Помыслом не осквернив.
Не из той оперы – так, смеясь, говорил родной батюшка, о. Иоанн, сыну своему и моему брату Петру, которому медведь крепко наступил на ухо.
Мой разум мне мешает, ибо священнодействие есть род безумия. Разуму нет места в алтаре. Кто не лишается рассудка от любви к Иисусу сладчайшему, Иисусу невыразимому, Иисусу превечному – тот напрасно принимал великий залог. Сия просфора, матерью Агнией и Анной Петровной, благочестивой вдовой убитого на германской войне офицера, из крупчатки выпеченная…
Мука кончается. Вино на исходе.
Дышат на ладан мука и вино…
…теперь все равно.
О чем я? Господи, помоги и помилуй!
Ладан есть. И лампадное масло. Отец Петр неисповедимыми путями.
Будто бы Святейший благословил по нищете и грехам нашим употреблять сок ягод. Против правил Святых отец. С другой стороны… И нет подтверждения от епархии. Но с другой стороны…
Христос рождается.
Христос распинается.
Без Жертвы нет Воскресения.
«Опять, – подумал отец Петр. – Не может без вдохновенья».
Рана смертельная.
Земная жизнь Спасителя обрывалась здесь, в алтаре Никольской церкви, в граде Сотникове, затерянном в лесах срединной России. Чувствуете ли, сознаете ли, способны ли вместить в душу, иссохшую от житейских забот, соблазнов и всяческих скверн, сие превосходящее разум событие?! Скорбь и радость могут ли мирно сочетаться в ваших сердцах? Отчаяние и надежда? Еще не просохшие слезы – с улыбкой? Тьма – со светом? Христос на Кресте вольной смертью умирает.
Свидетелю – свидетель.
Отец Петр вздохнул.
Брату-священнику: войди в себя.
Еще брату: не лезь в вавилонскую печь, пока Бог не позовет.
И ему же: непосильная ноша ломает хребет.
Слабой рукой в воздухе над потиром о. Александр начертал крест.
«Бедность наша, – подумал о. Петр. – Воды больше, чем вина».
Вынимая частицы из остальных четырех просфор, о. Александр клал их на дискос.
В честь и память Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии…
В золотых ризах встала Царица с Тобой рядом, Сыном Ее и Господом нашим.