Мать Агния, в этом храме состарившаяся на чтении Псалтири, Часов и Правила, а с наступлением новой смуты, обнищанием православного народа и оскудением лепты безропотно возложившая на согбенные свои рамена хлопоты алтарницы и церковницы, насчитав всего семерых, горестно вздохнула и привычно, без страха подумала о последних временах. Перед ней на низком, для нее отцом Петром сколоченном аналое с тремя свечками в подсвечниках по высокому краю его, лежала Следованная Псалтирь с закладками на молитвах третьего и шестого часа. Пора было начинать – но из алтаря, где облачались и молились перед проскомидией отцы Боголюбовы, Александр и Петр, не прозвучало еще:
Высоко над ней, в куполе храма, недоступная слабому свету свечей, гнездилась ночь, до поры скрывая от взоров верных Христа Вседержителя, Михаила-архангела с огненным мечом, Гавриила с райской ветвью, Уриила с огнем и пятерых их небесных сослуживцев. Пониже, в парусах, едва видны были евангелисты. Резной иконостас тускло блестел остатками позолоты, и при взгляде на него мать Агния со скорбью ощущала запустение, мало-помалу прокрадывающееся в Дом Божий. За царскими вратами и синей завесой, сейчас задернутой, в алтаре, мерцал голубоватый, звездный свет.
Изойдя темно-серым дымком с черной копотью поверху, дрогнуло и заколебалось желтое, с ярким оранжевым обводом пламя свечи на аналое. Скрипнула и гулко ударила притянутая сильной пружиной входная дверь. Коптим Богу нашему. А раньше – истинный предвечного света отблеск свечи были. Душа радовалась. Прости бестолочь нашу, Господи, и помилуй. Перекрестившись, мать Агния оглянулась, однако вместо непутевого дьякона увидела на пороге господина, по нынешнему же – гражданина в пальто с воротником шалью. Даже не разглядев его, она могла точно сказать, что сей раб Божий в Никольскую церковь прежде никогда не входил. Не положив на себя крестного знамения и не поклонившись, человек этот с видом праздного созерцателя медленно прошелся по храму, останавливаясь возле икон. Ему вслед мать Агния поворачивала голову в черном клобуке. Кто таков? Ужасная догадка внезапно осенила ее. Комиссар новой власти явился к ним закрывать церковь.
Повсюду сейчас закрывают.
Печать свою антихристову поставит и запретит здесь Богу молиться.
Ноги ослабли. Обеими руками она схватилась за аналой и застыла, едва дыша. Между тем гость незваный, чуть задержавшись у иконы святителя Николая с вырезанным из дерева выпуклым изображением епископа Мир Ликийских (отчего возникало впечатление, будто чудотворец желает сойти с доски и ступить на каменный пол храма), – подошел к Христу, неведомым мастером сто лет назад, к открытию Никольской церкви, изваянным в рост из крепчайшего покшанского дуба.
Этот Христос матери Агнии давно стал, как родной человек.
Он был в темнице и страдал от надетого Ему на голову тернового венца.
Правой своей рукой Он касался изъязвленного лба, по которому стекала алая струйка.
Рот Его был полуоткрыт, а в глазах угадывалась тоска предсмертного часа. С Креста своего Он скоро провопит:
Мать Агния никогда не сомневалась, что Он – Сын Божий, что всемогущий и всеведущий Отец мог бы в мановение ока покарать Его мучителей и палачей, Сына же возлюбленного спасти. Однако Агнец и Своей, и Отцовской волей Сам принял крестную смерть во искупление падшего человечества.
Вера не избавляла от скорби. Страдающий от боли, поношений, тупой злобы римских воинов и ненависти возбужденной первосвященником еврейской толпы, томящийся под стражей Христос с некоторых пор казался ей ее сыном, и она ощущала, как ее застывшую в безысходном горе душу пронзает оружие, предреченное Деве Марии старцем Симеоном. В странном чувстве ей самой мнилось искушение, возникшее, может быть, в результате направленной против нее работы
И посетитель ей неведомый и потому опасный долго вглядывался в Христа страдающего, а потом – увидела мать Агния – неумело поклонился Спасителю и быстро, как бы стыдясь, перекрестился. В ее сердце тотчас вошел покой. Милосердный Боже, слава Тебе. Не будет запустения этому дому Твоему, ибо не комиссар явился в храм, чтобы его закрыть, а раб Божий, чтобы Тебе поклониться.
Теперь вместо тревоги любопытство одолевало ее. Дьякон еще не пришел, отцы в алтаре молчали, и она громким шепотом окликнула:
– Елена!