Там, где нас нет

Шансы на то, что беглецов найдут в соседней комнате, были ничтожно малы, но Фолкерк все же велел Блэкриджу и остальным двоим обыскать дом. Недоразумение было столь досадным, что на время он даже перестал чувствовать, как в груди горит негасимое пламя гнева.

Оставшись наедине со спящими, Фолкерк повесил трость на ручку холодильника, подошел к столу и принялся рассматривать Мишель Колтрейн. Во время прослушки выяснилось, что она явилась сюда из другого мира, но Фолкерк не мог понять, как эта женщина связана с Харкенбахом и почему оказалась на веранде бунгало в тот момент, когда старик начал стрелять. Ничего страшного. Когда проснется, Фолкерк будет пытать ее, пока не допытается до истины.

Эротичное, однако, зрелище: тело безвольное, голова запрокинута, глаза закрыты, губы разомкнуты и готовы принять все, что любовник пожелает в них вложить. Фолкерк вспомнил, как выглядел мертвый Филип Эстерхаус: горло вырвано, глаза закатились, зрачков не видно, рот открыт так же, как у Мишель. Низвергнутый полубог. В забрызганной кровью спальне Фолкерка накрыла волна эйфории. Он осознал, что уже обрел великую власть, магическую силу, ведь он убил полубога, а тот сумел лишь ранить его в ответ, причем рана оказалась незначительной и не причиняла никакой боли.

На кухне у Эстерхауса его заинтересовал пустой стакан. Теперь же Фолкерк сосредоточил внимание на пухлых губах Мишель. Ясно, что перед ним очередной знак, требующий толкования: красавица разомкнула губы для того, чтобы поведать Фолкерку некую судьбоносную тайну, и эта тайна изменит ход истории. Наклонившись, он коснулся своими губами губ Мишель. Провел по ним языком. На вкус губы были как корица. Наверное, из-за булочки с корицей, съеденной за завтраком.

Божественный викодин донельзя обострил его восприятие, и Фолкерк понял: что бы ни собиралась нашептать ему ведьма, ее тайны не сделают его сильнее. Совсем наоборот, они ослабят Фолкерка, заставят его отвернуться от собственной цели, пренебречь своей судьбой, отказаться от абсолютной власти. На стуле, конечно же, развалилась сама Ева, вечная искусительница, такая же, как и все остальные бабы. Любое ее слово – бесстыдная ложь. Все на свете обманывают друг друга, мужчины, женщины, дети, но – Фолкерк знал это по собственному опыту – убедительнее всего лгут женщины, особенно красивые. Нельзя, чтобы эта Мишель своими фальшивыми посулами сбила его с пути истинного. Незачем давать ей такой шанс.

Фолкерк отпрянул от нее, выпрямился, достал пистолет – тот самый, из которого застрелил полубога, – и приставил дуло к ее груди. Спящая Мишель не ведала, что сейчас будет. Фолкерк, не торопясь, поднял пистолет к ее шее, провел мушкой по изгибу подбородка. Вложил ствол ей в губы. Дождался, пока она сделает выдох. Чтобы спастись от ведьмовства, он должен нажать на спусковой крючок. Пока она не проснулась. Пока не усыпила его бдительность своими льстивыми речами. Пора выбить всю ложь из этой очаровательной головки.

Он не выстрелил, и тому была лишь одна причина. Не милосердие, нет, Фолкерк не верил в милосердие, он знал, что милосердие – пустой звук. И не желание. Да, приятно было бы стать стволом пистолета у нее во рту, но теперь, осознав магическую природу всего сущего, Фолкерк понимал: когда он получит свое удовольствие, эта женщина овладеет его естеством и украдет его душу. Он не стал вышибать ей мозги только потому, что не хотел, чтобы она умерла во сне, ведь тогда он не увидит ужаса у нее в глазах, а когда Мишель очнется и поймет, что ее сейчас убьют, глаза ее непременно наполнятся ужасом. Сейчас нужно сунуть кляп ей в рот, закрепить его обрывком липкой ленты, чтобы из этих уст не вырвалось ни единого слова лжи, а потом ждать, пока она не проснется. И только после того, как она посмотрит ему в глаза и поймет, что не способна изрыгнуть свои заклятия, ее сила перейдет к Фолкерку и он станет вдвое сильнее.

Не убирая пистолет в кобуру, он перешел к другой стороне круглого стола – туда, где спал Пеллафино. Судя по размерам и лицу, словно высеченному из камня, это был еще один полубог, на сей раз одетый. Убить Эстерхауса было очень приятно – его смерть открыла Фолкерку глаза на природу вещей, – и ему хотелось повторить, прикончить еще одного полубога, а потом закинуться третьим викодином и выйти на новый уровень трансцендентности.

Прижав дуло пистолета к виску Чарльза Пеллафино, Фолкерк взглянул на стол и увидел коробку печенья, а рядом с ней – ключ ключей.

Сперва он не поверил своим глазам. Наконец до него дошло, что радиомастер и его хитрожопая дочь сбежали отсюда с помощью Эда Харкенбаха из другого мира, а на столе остался ключ здешнего Харкенбаха – старика, так долго водившего Фолкерка за нос. Тот самый ключ, что был у Колтрейна.