Там, где хочешь

Ноэль попросил пианиста уступить рояль, и, как тогда, тысячу лет назад, зазвучала «Лунная соната». Пара за соседним столиком перестала есть и слушала.

Как непохож он был на Корто.

После поехали в «Бертийон» на остров Сен-Луи, мороженое есть.

Ночью оказались у отеля «Трех Ступенек» в Везинэ. «Домой не привел», — подумала Марина, и ей как-то не по себе стало.

6

— Здесь тебя никто не будет беспокоить.

Знакомая комната с длинным столом светлого дерева. Утро, жалюзи опущены, но она знает: за ними — балкон с кадками/деревцами, дворик с фонтанчиком. Жаль, что нельзя заглянуть в будущее. Тогда, стоя на балконе, думала ли она, что войдет в эту комнату, держа в руках ноутбук, поскольку у нее вдруг не станет своего дома? Нет, хорошо, что в будущее нельзя заглянуть.

Ноэль потянул за веревку, жалюзи взлетели.

— Кофе тебе принести?

Неужели в ее жизни больше не будет безразличия? Она села в кресло во главе стола, включила ноутбук. Здесь по-прежнему лежали два детских рисунка.

Тишина. Слышно, как иногда кто-то заходит к Ноэлю. У него пустой холодный кабинет по соседству: компьютер, два стола, заваленных бумагами, прошлогодний календарь на стене с японками в национальных костюмах.

Стук в дверь. Худая женщина лет сорока пяти, с большой родинкой на щеке, держит поднос: чашечка на блюдце и большой — даже с виду душистый — круассан.

— Здравствуйте, Марина. Меня зовут Элизабет, я секретарь Ноэля.

И сразу врывается Ноэль:

— Вы уже познакомились? Тебе же нужен Интернет?

Опустился на корточки у стола, принялся кабель подбирать. Элизабет поулыбалась и выскользнула за дверь, чирикнув:

— Ноэль, Корбо будет звонить через пять минут.

Смешно: “corbeau” в переводе с французского — «ворон».

— Этот «ворон» мне скоро глаза выклюет, — Ноэль выпрямился. — Тупой клиент, без конца названивает. — Воткнул кабель в ноутбук. — Заметила, как Элизабет на тебя смотрела?

— Н-нет.

— Оценивающе. Она за меня боится после истории с матерью Клелии — как бы опять кто вокруг пальца не обвел. — Бросил взгляд на дверь. — Вообще-то, она в меня влюблена, я еле разрулил ситуацию…

— Сказал, что на работе романы не крутишь?

— Именно. Она на десять лет старше, ей за полтинник, хотя не скажешь. Ну и… — сделал неопределенный жест вокруг лица. — Зато работник хороший, и ты на нее можешь рассчитывать.

— Я?

— Да. Ты со мной, а ради меня она на многое пойдет.

Заглянула Элизабет.

— Корбо звонит.

— Кар! Карр! — прокричала Марина в закрывающуюся за Ноэлем дверь. Он вернулся и поцеловал ее в шею.

Интернет работал. В почтовом ящике ждало письмо от Дениса. Тяжеленькое.

Ни строчки, только — фотографии. Марина открывала их и узнавала. Забытые фотографии. На всех была она, она одна. Разная. Красивая, некрасивая, сонная, веселая, плачущая, лохматая; на кровати, за компьютером; в кемпинге выглядывающая из палатки, в кафе за чашкой шоколада, на долгой лестнице Монмартра; показывающая язык, верхом на свинье Марго; с телефоном в руке; в сарагосской забегаловке, где были отвратительные сэндвичи, у бассейна в марокканском отеле, где они здорово отравились местной водой, в деревушке в Оверни, где она сидит, улыбаясь, с бидоном молока и роскошными молочными усами…

Не досмотрела, схватилась за телефон.

7

Слышал, как захлопнулся лифт, — она будто на работу ушла. И — ушат холодной воды: не на работу! Ей даже не позвонишь — она… с этим. Такая ненависть взяла. Плеснуть бы ему в морду серной кислотой — да за решетку неохота. В ванной на двери — ее салатовая ночнушка… сорвал, отнес в комнату, забросил в шкаф с глаз долой. Шелковая, скользнула в угол, сжалась — ну как живая, ей-богу. Сам бы сейчас забился куда, заткнул уши — ее нет не потому, что она на работе и вернется в восемь утра. Ее нет, потому что ушла, потому что ее больше никогда здесь не будет.

Выключил свет, лег на кровать. Как хотелось ей позвонить! Как безумно хотелось ей позвонить… А еще хотелось бы слез, но они не шли. Ведь уже воображал, что представится ей случай… Не удерживал ее, а теперь лежи и считай до десяти, как на ринге — проиграл, не встанешь. Себе проиграл. Это и называют дном отчаяния? Позвонить бы хоть кому-нибудь, да некому.