Там, где дует сирокко

Он услышал голос – жена начала напевать свою любимую песню. Усмехнулся, встал и двинулся в сторону ванной, на ходу расстёгивая рубаху.

[1] Kors i røven (дат.) – крест в заднице, популярное датское ругательство.

[2] Сайид (араб.) – здесь: господин.

[3] Аль-сайидат (араб.) – госпожи.

Африка

– Тогда почему мы не можем вернуться? – спросила Джайда у Замиль, и та в ответ только пожала плечами.

– А ты хочешь вернуться? Правда? Снова к Зарият?

Джайда не ответила, всё так же сжимая руками поручень и глубоко вдыхая липкий вечерний воздух. Здесь на закате было особенно душно, и она знала, что так и будет. Это тропики, но ведь и она же африканка. Всё равно лучше, чем в опостылевшем кубрике.

«Грифон» качнуло, cтоявшая рядом с ней Замиль охнула и схватилась рукой за встроенное в борт кольцо.

– Некуда нам с тобой возвращаться, Джайда, – тихо сказала она, – я говорила с Салахом, опять. Он ещё на стоянке в Даккаре связался со своими знакомыми в Мадине. Там всё… нехорошо. Шейхи испугались и отступили, говорят, поменялись люди в мажлис-аль-вилайет, но…

– Это из-за того… того, что было у нас? – прервала её

Джайда, но тут же спохватилась, - извини, я не дала тебе сказать.

– Я сама не знаю, если честно. Говорила об этом со Стефано и с Салахом. Та информация, что я… украла, пошла куда надо. Но там вмешались другие люди, большие, очень большие люди. Не всем, оказывается наши мелкие князьки нравятся даже в Халифате. Им пришлось отступить. Пока.

– Но тогда, – Джайда нахмурилась, вспоминая обрывочные разговоры, что слышала в каюте и на палубе «Грифона» во время всего их утомительного плавания, - тогда… ведь мы все равно не можем вернуться? Потому что они не забыли нас?

– Не забыли, конечно, – Замиль повернулась к ней и по её губам скользнула нехорошая усмешка, – такие люди не прощают, если кто-то наступает им на ногу. А мы не просто наступили, а хорошо потоптались. Искать нас по всему миру они не будут, но… по улицам Мадины я сейчас бы не разгуливала. Да и нечего там делать, бара наик! Они же все еще там, как ты не понимаешь? Отступили, но никуда не исчезли. Ни эти гладкие вонючие кобели наверху, что мечтают о новом Газавате между затяжками кефа, ни орденские шакалы, ни оборванные уличные дервиши. Они презирают и ненавидят всех, кто отличается от них. А уж женщины для них и вовсе полу-люди. И они вылезут опять со своим Газаватом. Через год, через три, через десять. Там снова будет фитна, снова прольется кровь. Может, в следующий раз доведут до войны. Ничего еще не кончилось.

– А когда же оно закончится, Замиль? – с горечью спросила Джайда. – Мир только-только начал успокаиваться. Зачем опять звать кровь и войну? Разве мы плохо жили?

– А разве хорошо?

Искоса бросив взгляд на Замиль, она опять увидела на лице своей подруги ту кривую, жестокую улыбку, которая её так пугала. Словно из-под тёмной воды появлялся лик утопленницы – чуждый, холодный и злой. На что та была способна на самом деле? Могла ли и правда убить человека? Или уже делала это?

«Грифон» разворачивался, и в неясной вечерней дымке призрачно мерцали далёкие огни. Ещё на стоянке в Даккаре Стефано твёрдо решил привести их в Котону в среду до ночи, и вот, похоже, у него получается. И благодарение Аллаху, если так, потому что душный кубрик, постоянная качка, маленький, жутко неудобный туалет и душ ещё того хуже опротивели ей до крайности за те двенадцать дней, что они провели тут после своего бегства из Суса. Джайда, несмотря на качку, часами стояла на палубе, вцепившись в поручни, но море успело опротиветь ей почти так же сильно.

– Сегодня ночью мы уже встанем в Котону, – сказала она с внезапным приливом радости, – а завтра пойдём погуляем по городу, прямо с утра, да?

– Конечно, – голос Замиль прозвучал как-то сдавленно, – мне самой до чёртиков надоело это корыто. И знаешь, что… я давно хотела это сказать тебе, Джайда… прости меня.

«За что?» – хотела спросить та, но вместо этого, посмотрев на Замиль, протянула руку и осторожно приобняла её за плечо.

– Мне не за что прощать тебя, – сказала Джайда, – ты моя подруга, и ты всегда была добра ко мне.

– Я… – Замиль глубоко вдохнула, как будто собираясь с духом, – я часто бывала несправедливой к тебе. Высокомерной дурой. Мы все такими бываем иногда. Но в итоге мы спаслись благодаря тебе.