Там, где ангелам нет места

Несмотря на всю внешнюю помпезность, фривольность и свободный стиль Габриель чувствовал себя внутренне скованно и ощущал чужаком в непонятном мире. И даже та самая концепция «Развитого Либерализма», которую его уши услышали вчера, и сознание распознало всю её безумность. «Новый дивный мир», в который он умудрился попасть, для юноши, попавшего из мира «Империи камня и веры», казался чуждым и диким. Воспитание, ставшее стержнем и сутью для души, праведностью, уважением, сдержанностью и ещё десятком постулатов доброй морали, столкнулось с адским неистовством неизведанного мира, где балом руководили все дьяволовы слуги, как их называли в Империал Экклесиас – похоть, потребление без границ, жестокость, распущенность, да и все семь смертных грехов. Габриель, сдерживаемой лишь одной волей, чувствовал на душе колкий и тяжёлый камень, тянущий всё его естество в бездну уныния и печали. Парень ощущал себя полудрагоценным камнем и будто его нерадивый ювелир, архитектор судеб, пытается вставить не в ту оправу. Ему колко, тяжело и больно, но всё ещё небесный ювелир пробует закрепить его в лоне новой и неподходящей для этого камня жизни.

Воспитанный в Рейхе, взращённый на его постулатах и принципах праведности, Габриель с омерзением смотрел на окружающую его действительность. И только ребята, с которыми он успел подружиться, стали для него опорой в новом мире. С Алехандро, Верном и Элен он виделся только вечерам и то только разве слушал их рассказы о том, как они учатся. И с каждым подобным днём парень всё дальше отдалялся от своих друзей и становился ближе к новым знакомым, всё теснее с ними общаясь.

Однако даже сейчас Габриель ощущал себя отчуждённым ото всех. Груз прошлого, идущий тенью из самого Рейха все ещё тяготил его, не оставляя ни на шаг. Да и сам парень боялся невзначай проговориться, откуда он родом, а не как представлено в легенде.

– Габриель, почему такой хмурый? – зачесав длинноватые волосы с чёлки за ухо, задорно вопросил Ансуа, чем вырвал юношу из его рассуждений. – Сегодня солнце выглянуло, есть повод радоваться!

– Да ладно тебе Анс, – в разговор вмешался грузный Жебер. – У них на границе там, наверное, этого солнца хоть отбавляй. Не так ли?

– Солнца много, – тяжело выдавил немногословный Габриель, памятуя о днях в Милане. – Но теплее от этого не становится.

– Кстати, нам твои друзья рассказали, что у тебя у вас очень мало этих «Вестников Свободы». – Выделяя интонацией глубокого пренебрежения вмешалась в разговор единственная девушка.

Рядом идущий Лютер уловил в словах Амалии, пренебрежение ко всем содомитам, что пробежалось в душе тёплой волной. Калгар радовался тому, что дама не разделяет идей из концепции «Развитого Либерализма».

– Мы жили в отдельном доме, на самом крайнем городе. Там их действительно мало. – Пояснил Габриель, пересказывая легенду прямо на ходу, плавно переходя к вопросу. – Кстати, как вам они?

– Кто? – Усмехнувшись, промолвил Лютер.

– Знакомые мои.

– Вроде неплохо, – с положительной оценки, сказанной довольным голосом, взял отклик Ансуа. – Они конечно учатся на другом факультете, но с виду выглядят ничего. Мне даже удалось поговорить с одним парнем. Как там его… ах да! Верн.

Габриель, смотря на Ансуа, тут же вспомнил очертания лица и нотки характера своего старого смуглого товарища, встречающегося с Элен. Ансуа и Верн во многом были похожи, начиная от манеры одеваться, до еле ощутимых ноток себялюбия в характере. Но всё же Верн, в глазах Габриеля и его представлении является более компанейским, дружелюбным и необязательным в различных делах. Ансуа строго ограничивал меры должного поведения с другими, активно общался только с друзьями, и ставил себя в строгие рамки поведения, чтобы не попасть в какую-нибудь оплошность.

– Элен какая-то странная. – Скоротечно изрекла Амалия. – Любит баловаться с лёгкой косметикой и наряжаться, словно идёт на праздник. Габриель ты бы ей объяснил, что так можно и штраф схлопотать.

– За что?

– Ты как будто с другой страны. – С некой серьёзностью вымолвил Жебер, отчего Габриель подмял губы и видимо напрягся. – За слишком женственный вид её могут остановить феминистские патрули, и заявить, что подобным видом они оскорбляет всех любителей естественной красоты и вызывает у мужчин желание её умозрительно эксплуатировать.

– Откуда это? – в вопросе промелькнули нотки ошарашенности. – Я ещё не разобрался с законами.

– Прямиком из Феминистского Кодекса, – ответила Амалия. – Ей конечно за её проступок могут вынести предупреждение… а могут и штраф. Даже я стараюсь одеваться… красиво не чаще чем пару раз в месяц.

– Да ладно, – голос Лютера не ощутимо, но дрожал, – ты и так каждый день выглядишь красиво, несмотря на то, чтобы одела.