Там, где ангелам нет места

Могло сложиться впечатление, будто пространство и время сделали огромный скачок назад, возвратившись во времена, когда люди оставались людьми и служили, работали во благо человечества.

Они прошли вовнутрь, углубляясь с каждым шагом в недра зданий. Давно пройдя этап сдачи пропусков, люди поднялись и стали занимать места в отчищенном от вчерашних погромов просторнейшем помещении, где каждый вздох, благодаря акустики мог разнестись горным эхом.

Огромный зал разделён на три, последовательных и страшно нависающих друг на друга яруса. Внутри самих чистеньких ярусов, кроме первого, были разделения на два сектора. А у самого подножья ярусов, практически у одной из стенок находилась площадка для выступающих людей. Каждый ярус отделялся от другого участка высокой ступенью и деревянной резной мощной перегородкой, которая ограждала края. Каждое посадочное место в этом помещении представлено отдельным едва ли не высоким троном, имеющим остроконечную спинку, сделанную из дуба с посеребрёнными узорами. И у места, где стоит кафедра для выступающих, у самой стены, есть три престольных трона, уходящих под специальный стол заседаний. Каждый трон из этих троих имеет золотую окантовку по углам, а стол заседаний выплавлен из платины, как и герб государства, крепившийся к видной ко всем части стола.

Все понимали, куда они пришли и зачем. Новое законодательное строительство, по старым лекалам Либеральной Капиталистической Республики, исполненным в стиле и форме Развитого Либерализма. Федеральный Сенат открыл свои двери и начал работу, и требует шестерёнок для работы великого государственного механизма…

Над всей площадкой, тремя ярусами, где рассаживаются неспешно парламентарии, затаился строгий и суровый взгляд, взирающий на механизм государства. Прямо над третьим ярусом, на высоте десяти метров расположилась небольшая комната, скрытая от остальных холодным непроницаемым стеклом.

Маленькое помещение, освещаемое тонким рядом светильников, похожих на старые свечки, проливали такой же тёплый и томно-тусклый свет. На изумрудных обоях плясали тени, не более четырёх. Владельцы трёх мрачных теней собрались за круглым столиком, восседали на серебряных изумительных тронах.

– Брат, Боелярий, что ты там забыл? – вопросил один из сидящих, потирая руки и роскошную клюку рядом с собой.

– Я? – заведя руки, укутанные в чёрный балахон, лихорадочно переспросил лысый белокожий мужчина. – Смотрю на новое государство, оцениваю его перспективы и рассчитываю время.

– Вот она, работа Гроссмейстиария, стоять и созерцать. – Усмехнулся седовласый мужчина. – Не то, что наши роли.

Человек в балахоне прикоснулся пальцами к массивной книге, висевшей у него на поясе. Со скрипом потёр её медно-серебряную окантовку, словно водил пальцами по лезвию боевого топора. Сквозь капюшон, изрисованный афоризмами, показалась зловещая улыбка, и излился голос маньяка:

– Что бы вы смогли исполнять роли свои, я должен стоять и созерцать, оценивая тысячи перспектив. Иначе…

– Иначе ничего у нас не будет. – Закончил реплику пригожий женский голос.

Боелярий кинул взгляд на хозяйку реплики. Черноволосая женщина, довольно стройная, облачённая в обтягивающие кожаные вещи: сапоги до колена, прилегающий жакет и штаны. А лёгкий макияж только придавал обворожительности её неоновым глазам. Девушка прикоснулась тонкими длинными пальцами к смольным разросшимся, но обстриженным до плеч, волосам, и тут же схватила со стола бокал с шампанским, залпом его опрокинув.

– Ах, а наша прекрасная Архимать из Феминистской Республики знает толк в деле. Как вам удаётся держать своих подчинённых в неведении?

– Прекрасная? – Игриво усмехнулась женщина, облизнув тонкие губы от остаток алкоголя. – За такое бы вас, уважаемый Боелярий, там, где я правлю, давно растерзали… за «визуально-комплементарную дискриминацию» и…

– А не нужно. – Оборвал четвёртый сидящий в комнате, вынув руки из серого пиджака. – Мы всё знаем.

– Ох, председатель парламента вмешался. – Въедливо произнёс седовласый мужчина, искривив ухмылку в не довольствии. – Слишком рано вы подали свой голос, уважаемый.

– Ну, пока я силён, я могу, и буду говорить. Ведь для этого вы меня назначили, Антиан Вероний? Лучше скажите, сколько вы заработали на двухдневной бойне? – Обратив свой лик в сторону шикарной дамы, так же с насмешкой, мужчина в сером произнёс. – А вы, уважаемая Архимать? Сколько вы приобретёте в строй новых рьяных феминисток? И как долго сможете продвигать идею о «женской борьбе»? Скажите, – уже издевательски молвил человек, – ваши «сёстры» не знают про опаснейшее отступление от идей радикального феминизма? Почему только одна ступень в вашей иерархии отделяет вас от безумия? А?! Почему, те, кто ниже вас потонули в вихре «освобождения от угнетения»? – Мужчина язвительно обронил вопрос. – Насколько в этот раз будете подливать государство?