Tale as old as time...(СИ)

— Боже! Ятен, ты такой ответственный! Я так рада, что хоть кто-то решился наставить мою дочь-лентяйку на путь истинный, — пропела мамочка медовым голосом, искренне улыбаясь молодому человеку цветущей улыбкой.

Клянусь, моя строгая мама УЛЫБАЛАСЬ Ятену Коу, словно самому лучшему другу! Внезапно мне захотелось умереть. Потом она развернулась ко мне, и её лицо вновь сделалось суровым.

— Усаги, будь добра, приведи себя уже, наконец, в порядок! Не позорь меня с отцом перед нашим дорогим гостем!

Что. Здесь. Блять. Происходит? Какой ещё ДОРОГОЙ ГОСТЬ?

Багровая от стыда и едва удерживаясь от того, чтобы не продолжить словесную перепалку, я бросилась в свою комнату.

Через двадцать минут, одетая в свои линялые джинсы, порванные на коленях и белую футболку с надписью ″Princess of Moon″, я сидела за столом, заставленным едой, и вяло ковыряла гёдза, гоняя их палочками от края до края своей тарелки. Аппетит, по странному стечению обстоятельств, просто исчез, и причина сидела рядом со мной, лучезарно улыбалась моим родителям, которые смотрели на неё все с возрастающей симпатией, как на новоиспечённого родственника.

— Отличный дом, госпожа Цукино. Здесь очень уютно, — одобрительно кивнул молодой человек, пробуя гёдза.

— Ох, спасибо большое, Ятен! — зарделась от удовольствия мама. — Я сама придумала дизайн и занималась обстановкой!

Боже! Пристрелите меня!

— У вас отличный вкус, госпожа! — восхищённо отозвался молодой человек. — Сразу видно, что вы — человек, умеющий тонко чувствовать вещи. Взять хотя бы фарфоровую тарелку, которую я заметил в вашей гостиной. Могу поклясться, что это ранний фарфор из Ариты*** первой половины XVII века…

— Да, всё верно, — польщённо кивнула мама. — Эта тарелка — наша семейная реликвия. И она действительно из Ариты, а год примерно 1620… Ты так здорово разбираешься в антиквариате, что прямо удивительно…

— Моя мама была антикваром, и она научила меня всему, что знала сама, — ответил молодой человек.

— А твой отец?

— Отец… — Ятен немного помолчал. — Он был археологом и учёным. Ничего сверх выдающегося. Но некоторые его статьи можно отыскать в престижных изданиях, а находки хранятся во многих музеях мира.

— У тебя немного странный акцент. Ты жил заграницей? — спросил Шинго.

— Я родился и вырос далеко отсюда…

— А где же ты жил?

— Много где… — передёрнул плечами Ятен. — В Западной и Северной Африке… Австралии… Канаде… Китае… Мы часто переезжали… из-за работы отца…

— Ух, ты! Здорово! — воскликнул Шинго. — А твои родители, они сейчас где?

Затянувшаяся пауза заставила меня оторваться от гёдза и посмотреть в сторону молодого человека.

— Где… — Ятен удивлённо посмотрел на моего брата, как будто увидел впервые. — Они умерли… мама… она… в неё случайно попала пуля охотника во время прогулки по лесу… Несчастный случай… А отец… он умер от тоски по маме через месяц. Сердце не выдержало…

— Ох, прости, Ятен, — вмешалась моя мама, сложив руки в молитвенном жесте. — Шинго иногда ведёт себя нетактично со своими расспросами. Мне очень жаль, что пришлось тебе напомнить…

— Ничего страшного, госпожа Цукино, — вымученно улыбнулся молодой человек. — Мне не нужно напоминать. Я никогда не забываю своих родителей… К тому же они сейчас вместе, а это лучшее, что может быть для них. Мой отец последовал за любовью всей своей жизни, и в этом нет трагедии… Для него это было вполне естественно.

— Я всегда думала, что любовь должна быть именно ТАКОЙ, — вздохнула мама.

— Она и есть ТАКАЯ, госпожа, — тихо ответил молодой человек, склонив голову.

Он развернулся ко мне, и его зелёные глаза вспыхнули.

— Но только для НЕКОТОРЫХ из нас ТАКАЯ любовь возможна… — пробормотал он еле слышно, пристально глядя на меня.

Я заметила, что Ятен разглядывал моё лицо с какой-то особой нежностью, которой я никогда ещё не замечала в этих бездонных зелёных омутах. Сердце защемило от внезапно нахлынувшей на меня тоски. Мне вдруг стало неловко. Я покраснела до корней волос и отвернулась от него.

Остаток обеда прошёл за обсуждением нейтральных тем. Ятен делился своими впечатлениями об удивительных местах и обычаях, которые ему довелось наблюдать во время своих путешествий. Мои родители и Шинго жадно слушали, открыв рты, ловя каждое его слово. По их лицам было видно, что они пребывали в полном восторге. Но хуже всего было то, что моя кошка Луна, похоже, тоже дезертировала в лагерь противника, пав жертвой чар белобрысого дьявола. Сначала она тёрлась о его ноги, а потом и вовсе запрыгнула на колени. Свернувшись калачиком, кошка зевнула и довольная уснула, пока Ятен легонько почёсывал её за ушком.

— Просто удивительно, Ятен, что Луна так расположена к тебе. Эта кошка славится своеобразным характером и не признаёт никого, кроме Усаги, — заметила мама.

— Я очень люблю кошек, — улыбнулся молодой человек. — И всегда нахожу с ними общий язык. В Египте за мной бегала целая орава котов. А в долине Лимпопо я мог спокойно ходить мимо леопардов или других больших кошек, и они меня ни разу не тронули.

— Поразительно! Видимо у тебя особый талант в общении с животными.