Читаем Талант есть чудо неслучайное полностью

висела картина, Н шбражавшая дуэль Пушкина. «Первое, что я узнала

38

о Пушкине, — это то, что его убили... Дантес возненавидел Пушкина, потому что

сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его

из пистолета в живот. Так с трех лет я твердо узнала, что у поэта есть живот... С

пушкинской дуэли во мне началась сестра. Больше скажу — в слове «живот» для меня

что-то священное, даже простое «болит живот» меня заливает волной содрогающегося

сочувствия, исключающего всякий юмор. Нас этим выстрелом всех в живот ранили».

Так внутри даже любимого отеческого дома, внутри трехлетней девочки возникло

чувство бездомности. Пушкин ушел в смерть — в невозвратимую, страшную, вечную

бездомность, и для того, чтобы ощутить себя сестрой ему, надо было эту бездомность

ощутить самой. Потом, на чужбине, корчась от тоски по Родине и даже пытаясь

издеваться над этой тоской, Цветаева прохрипит, как «раненое животное, кем-то

раненное в живот»:

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где

— совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий,

что — мой, Как госпиталь или казарма...

Она даже с рычанием оскалит зубы на свой родной язык, который так обожала,

который так умела нежно и яростно мять своими рабочими руками, руками гончара

слова:

Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на

каком Непоннмаемой быть встречным!

Дальше мы снова натыкаемся на уже процитированные «домонснавистнические»

слова:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст. . Затем следует еще более отчужденное,

надменное: И все — равно, и все — едино...

38

I

И вдруг попытка издевательства над тоской по ро-днне беспомощно обрывается,

заканчи|,аясь гениальным по своей глубине выдохом, переворачиваю1ЦИМ весь смысл

стихотворения в душераздираЮщую трагедию любви к Родине:

Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина

И все. Только три точки. Но в этих точках — мощное, бесконечно продолжающееся

во времеНН) немое признание в такой сильной любви, на какую неспособны тысячи

вместе взятых стихотворцев, пиШуших не этими великими точками, каждая из которцх

как капля кро-I,и, а бесконечными жиденькими словамм псевдопатрио-шческие

стишки. Может быть, самыц высокий патриотизм— он именно всегда таков: точками, а

Нс пустыми словами?

И все-таки любовь к дому, — но через подвиг бездомности. Таким подвигом была

вся жизнь Цветаевой. Она и в доме русской поэзии, раздельном на гостиные, салоны,

коридоры и литературные Кухни, не очень-то уживалась. Ее первую книжку «вечерний

альбом» похвалили такие барды, как Брюсов., Гумилев, считавшиеся тогда

законодателями мод, н похвалили с некоторой снисходительностью, прикрывавшей

инстинктивную опаску. От еще совсем юнй Цветаевой шел тревожный запах огня,

угрожающего внешней налаженности этого дома, его перегородкам, кОТОрЫе легко

могли воспламениться. Цветаева недаром СравНила свои стихи с «маленькими

чертями, ворвавшимися в святилище, где сон и фимиам». Она, правда, не Доходила до

такого сознательного эпатажа, как футуристы, призывавшие сбросить Пушкина с

парохода современности. Но однако же услышать от двадцатилетней девчонки такие

самонадеянные строки, как, например

Разбросанным в пыли по магазимам (Где их никто не брал и не Серет!) Моим

стихам, как драгоценна винам, Настанет свой черед—

было не совсем приятно поэтам, уверенным в драгоценности стихов только из

собственного винограда. В ней было нечто вызывающее, в этой Девчонке. Вся поэзия,

73

например, Брюсова, была как аккуратно обставленная полумузейная гостиная в

Доме Поэзии.

А поэзия Цветаевой не могла быть ни вещью в этом доме, ни даже комнатой — она

была вихрем, ворвавшимся в дом и перепутавшим все листочки эстетских стихов,

переписанных каллиграфическим почерком. Впоследствии Цветаева скажет: «Всему

под небом есть место — и предателю, и насильнику, и убийце, а вот эстету — нет! Он

не считается, он выключен из стихии, он — нуль». Цветаева, несмотря на свой

кружевной воротничок недавней гимназистки, явилась в Дом Поэзии как цыганка, как

пушкинская Мариула, с которой она любила себя сравнивать. А ведь цыганство — это

торжествующая над домовитостью бездомность. Уже в первых цветаевских стихах

была неизвестная доселе в русской женской поэзии жесткость, резкость, впрочем,

редкая и даже среди поэтов-мужчин. Эти стихи были подозрительно неизящны.

Каролина Павлова, Мирра Лохвицкая выглядели рядом с этими стихами как рукоделие

рядом с кованым железом. А ведь ковали-то еще совсем девичьи руки! Эстеты

морщились: женщина-кузнец — это неестественно. Поэзия Ахматовой все-таки была

более женственна, с более мягкими очертаниями. А тут — сплошные острые углы!

Цветаевский характер был крепким орешком — в нем была пугающая воинственность,

дразнящая, задиристая агрессивность. Цветаева этой воинственностью как бы искупала

сентиментальную слюнявость множества томных поэтессочек, заполнявших в то время

своей карамельной продукцией страницы журналов, реабилитируя само понятие о

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
1917. Разгадка «русской» революции
1917. Разгадка «русской» революции

Гибель Российской империи в 1917 году не была случайностью, как не случайно рассыпался и Советский Союз. В обоих случаях мощная внешняя сила инициировала распад России, используя подлецов и дураков, которые за деньги или красивые обещания в итоге разрушили свою собственную страну.История этой величайшей катастрофы до сих пор во многом загадочна, и вопросов здесь куда больше, чем ответов. Германия, на которую до сих пор возлагают вину, была не более чем орудием, а потом точно так же стала жертвой уже своей революции. Февраль 1917-го — это начало русской катастрофы XX века, последствия которой были преодолены слишком дорогой ценой. Но когда мы забыли, как геополитические враги России разрушили нашу страну, — ситуация распада и хаоса повторилась вновь. И в том и в другом случае эта сила прикрывалась фальшивыми одеждами «союзничества» и «общечеловеческих ценностей». Вот и сегодня их «идейные» потомки, обильно финансируемые из-за рубежа, вновь готовы спровоцировать в России революцию.Из книги вы узнаете: почему Николай II и его брат так легко отреклись от трона? кто и как организовал проезд Ленина в «пломбированном» вагоне в Россию? зачем английский разведчик Освальд Рейнер сделал «контрольный выстрел» в лоб Григорию Распутину? почему германский Генштаб даже не подозревал, что у него есть шпион по фамилии Ульянов? зачем Временное правительство оплатило проезд на родину революционерам, которые ехали его свергать? почему Александр Керенский вместо борьбы с большевиками играл с ними в поддавки и старался передать власть Ленину?Керенский = Горбачев = Ельцин =.?.. Довольно!Никогда больше в России не должна случиться революция!

Николай Викторович Стариков

Публицистика
10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература