Читаем Талант есть чудо неслучайное полностью

вечного. Но даже если ото всей агитработы вечным осталось лишь ее гениальное

определение: «Поэт вылизывал чахотки-ны плевки шершавым языком плаката», и тогда

это временное оправданно. Маяковский стал основателем новой, социалистической

гражданственности. Ошибки его опыта не надо повторять, но не надо забывать его

победы. Маяковский вечный победил Маяковского временного. Но без временного

Маяковского не было бы Маяковского вечного.

Существует примитивная теория, имеющая хождение на Западе: Маяковский

дореволюционный — поэт протеста, Маяковский послереволюционный — поэт-кон-

формист. Фальшивая легенда. Не было Маяковского нн дореволюционного, ни

послереволюционного — существует один неделимый революционный Маяковский.

Маяковский всегда оставался поэтом протеста. Его утверждение молодой

социалистической республики — это тоже протест против тех, кто ее не хотел

признавать. Поэзия Маяковского — это никогда не прекращавшийся протест против

того, что «много всяких разных мерзавцев ходит по нашей земле и вокруг». Моральное

право бороться с зарубежными мерзавцами Маяковский честно завоевал своей

постоянной борьбой с мерзавцами внутренними. Еще в двадцатых он писал: «Опутали

революцию обывательщины нити. Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорее

головы канарейкам сверните, чтобы коммунизм канарейками не был побит!» Разве

можно автора «Прозаседавшихся», «Бюрократиады», «Фабрики бюрократов», «Клопа»,

«Бани» назвать конформистом?

Производственные издержки Маяковского велики, но упреки, направленные в

прошлое,— схоластика. Имита

36

ция поэтического метода Маяковского безнадежна, потому что этот метод был

продиктован историей в определенный переломный период. Сейчас нам не нужны

агитки на уровне политического ликбеза. Мы выросли из многих стихов Маяковского,

но до некоторых еще, может быть, не доросли.

И порой кажется, что вовсе не из прошлого, а из еще туманного будущего

доносится его голос, подобный басу пробивающегося к нам парохода:

слушайте. товарищи потомки. , .

1978

стихи

НЕ МОГУТ БЫТЬ БЕЗДОМНЫМИ..

к

» огда кончается материнская беременность нами, начинается беременность нами

— дома. Мы еще не совсем родились, пока барахтаемся в его деревянном или

каменном чреве, протягивая свои еще беспомощные, но уже яростные ручонки к вы-

ходу— из дома. Вместе с чувством крыши над головой возникает тяга — к двери. Что

там, за ней? Пока мы учимся ходить внутри дома, мы все еще не родились. Наш

первый крик, когда мы спотыкаемся неумелыми ножонками о камни вне дома, — это

подлинный крик рождения. Характер проверяется там, где родные стены уже не

защищают. Тяга из дома вовсе не означает ненависти к дому. Эта тяга — желание

испытать себя в схватке с огромным неизвестным миром, а такое желание выше

простого любопытства: оно — основа мятущегося человеческого духа, ибо духу тесны

любые стены. Тезис «мой дом — моя крепость» — символ слабости духа. Дух сам по

себе крепость, если даже не обнесен никакими стенами. Без уважения к дому нет

человека. Но нет человека и нет писателя без тяги — из дому. Жизнь подсовывает

другие дома, иногда даже прикидывающиеся родными, дома, всасывающие внутрь, как

трясина, дома, похожие на колыбели, убаюкивающие совесть. Но настоящий человек,

настоящий писатель мучительно рвется к единственному комфорту — к жесткому

нищему комфорту свободы. Разве не любил Лев Толстой Ясную Поляну? Но когда он

почувствовал в своем доме нечто сковывающее, опутывающее его, он бросился к

двери, за которой была неизвестность и

70

свобода хотя бы смерти. Джек Лондон искусственно пытался создать свободу

внутри строившегося им В Лунной Долине «Дома Волка», но, может быть, он сам его

поджег, чувствуя, как давят каменные стены, и страдая ностальгией не по дому, а по

юношеской бездомности? Ностальгия по бездомности неоскорбительна и для

отеческого дома — в ней тоска по слиянию с человечеством, где бездомны столькие

люди, где бездомны справедливость, совесть, равенство, братство, свобода. Александр

Блок сам вызывал на себя удары судьбы: «Пускай я умру под забором, как пес!» Мая-

ковский, гневно отвергая «позорное благоразумие», гордо говорил:

Мне и рубля

не накопили строчки. Краснодеревщики

не слали мебель на дом, и кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести —

мне ничего ие надо.

Высокая бездомность духа, восстающая против красиво меблированной

бездуховности, — не это ли отеческий дом искусства? Бездомность — это человеческое

горе, но только в глазах, затянутых жиром, горе — позорно. Об этом с очистительным

покаянием точно сказал Пастернак:

II я испортился с тех пор. Как времени коснулась порча, И горе возвели в позор,

Мещан и оптимистов корча.

Одна великая женщина, может быть, самая великая женщина из всех живших когда-

нибудь на свете, с отчаянной яростью вырыдала:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст...

Имя этой женщины — Марина Цветаева.

Домоненавистница? Храмоненавистница? Марина I Цветаева... Уж она ли не

любила своего отеческого дома, где она помнила до самой смерти каждую шерохо-

ватость на стене, каждую трещинку на потолке. Но в этом доме, в спальне ее матери,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
1917. Разгадка «русской» революции
1917. Разгадка «русской» революции

Гибель Российской империи в 1917 году не была случайностью, как не случайно рассыпался и Советский Союз. В обоих случаях мощная внешняя сила инициировала распад России, используя подлецов и дураков, которые за деньги или красивые обещания в итоге разрушили свою собственную страну.История этой величайшей катастрофы до сих пор во многом загадочна, и вопросов здесь куда больше, чем ответов. Германия, на которую до сих пор возлагают вину, была не более чем орудием, а потом точно так же стала жертвой уже своей революции. Февраль 1917-го — это начало русской катастрофы XX века, последствия которой были преодолены слишком дорогой ценой. Но когда мы забыли, как геополитические враги России разрушили нашу страну, — ситуация распада и хаоса повторилась вновь. И в том и в другом случае эта сила прикрывалась фальшивыми одеждами «союзничества» и «общечеловеческих ценностей». Вот и сегодня их «идейные» потомки, обильно финансируемые из-за рубежа, вновь готовы спровоцировать в России революцию.Из книги вы узнаете: почему Николай II и его брат так легко отреклись от трона? кто и как организовал проезд Ленина в «пломбированном» вагоне в Россию? зачем английский разведчик Освальд Рейнер сделал «контрольный выстрел» в лоб Григорию Распутину? почему германский Генштаб даже не подозревал, что у него есть шпион по фамилии Ульянов? зачем Временное правительство оплатило проезд на родину революционерам, которые ехали его свергать? почему Александр Керенский вместо борьбы с большевиками играл с ними в поддавки и старался передать власть Ленину?Керенский = Горбачев = Ельцин =.?.. Довольно!Никогда больше в России не должна случиться революция!

Николай Викторович Стариков

Публицистика
10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература