Такой случай

В голосе мамы бесконечная усталость и непривычное для нее раздражение. Она с утра до вечера бегает по городу, устраивая эвакуированных. Многие благодаря ее хлопотам уже обрели работу и кров. Но вот попалось какое-то «Кожсырье» и не желает ничего знать. В самом деле, почему у депутата горсовета (маму выбрали в депутаты в последний предвоенный год) так мало этой «компетенции»?

Другой вечер — тихий и тоже дождливый. Я сижу на краю дедушкиной постели. Ему плохо. Мама побежала за доктором. Положив свою большую, когда-то такую тяжелую и горячую, а сейчас почти невесомую руку мне на колено, дедушка шепчет:

— Тяжело, Алеша, ухожу… Маму береги, одни остаетесь. Отца и Оленьку сразу из-за меня не тревожьте. Любите друг друга и всех, в любви все… А меня прости.

Мне хочется закричать, что это неправда, что сейчас придут доктор и мама и он, дедушка, останется с нами. Но в горле у меня горячий ком, и я боюсь, что если попробую произнести хоть одно слово, у меня прорвутся рыдания.

Под утро дыхание дедушки становится неровным. Короткий вздох и с бульканьем и хрипеньем выдох. Короткий вздох и хриплый выдох. Мама сидит у его изголовья — недвижна. Я в безмолвном ужасе слушаю. Короткий вздох, нет, на этот раз более глубокий и будто с облегчением. Выдоха не последовало…

С тех пор прошло три года — три года, как не стало дедушки… Я передвигаю стул поближе к окну. Теперь солнце снова светит мне в лицо. Я собираюсь в институт… Но что же было дальше?

Передо мной встает сверкающий, полный солнца морозный день. Поскрипывает под ногами снежок, колко щиплет уши и нос, стынут пальцы в протершихся перчатках. Я, Женька Кондрашов и еще пятеро наших товарищей-старшеклассников шагаем в госпиталь, который недавно разместился в нашем городе. Мы должны устроить для раненых концерт. За спиной в чехле у меня полубаян. Женька несет завернутую в материн платок балалайку. Мне приходится придерживаться за Женьку — очень скользко, — и я чувствую, как он дрожит.

Женька крепко мне помог, когда первого сентября я вместе с мамой пришел в нашу шоношскую школу.

— Ты, Алеха, не стесняйся, — сказал он, когда мама ушла в учительскую: она теперь преподавала в младших классах. — Чувствуй себя как дома. В крайнем случае, если кто чего, в момент оторву подлецу голову.

Он походил со мной по коридорам, чтобы потом я сам мог ориентироваться, знакомя с ребятами, называл меня «первым дружком детства», а когда прозвенел звонок, сел со мной за одну парту.

Скоро товарищи привыкли к тому, что в классе в тишине урока раздается дробный стукоток моего грифеля — я продолжал записывать и читать по Брайлю, — а затем и почти совсем перестали замечать мой физический недостаток…

Женьку трясет — это от волнения, он сегодня выступает на концерте первый раз. Я считаю себя бывалым и не дрожу.

— Ты чего улыбаешься? — спрашивает он меня сердито.

— Так просто, — говорю я. Мне трудно объяснить, как хорошо у меня на сердце, когда я чувствую, что могу быть чем-то полезен людям — сейчас, например, нашим раненым бойцам. Мне порой очень хочется совершить что-нибудь необыкновенное и большое, и, хотя я не знаю, как это сделать, одно уже это желание рождает радость. Почему?..

В памяти встает еще одна, последняя сценка. Мы с Женькой сидим в опустевшем классе. Комната еще хранит привычные теплые запахи, но через открытую форточку врывается свежий чужой ветерок, и мы знаем, он постепенно выветрит отсюда все для нас здесь устоявшееся и родное. Нам грустно. Мы расстаемся со школой.

— Значит, в юридический? — после долгого молчания, в который уже раз, спрашивает меня низким, совсем уже мужским голосом Женька (сам он собирается в летное училище).

— В юридический, — отвечаю я.

Мне кажется, я сделал правильный выбор. Все мои «почему?» и «зачем?», особый, пробудившийся во мне после сталинградской битвы интерес к нашему общественному и государственному устройству, книги и брошюры по различным юридическим вопросам, прочитанные мной, наконец, острое желание помочь маме в ее работе депутата — все это шаг за шагом подводило меня к этому выбору. Решение стать юристом еще более укрепилось во мне после того, как нашу семью постиг новый удар: попав в окружение и расстреляв все патроны по врагу, геройски погибла в схватке с фашистами Ляля. Карать врагов, несущих простым людям ночь и смерть, отстаивать великие права человека — вот цель, которую я себе теперь поставил.

— Ну, желаю тебе удачи, — печально говорит Женька и сует мне свою корявую жесткую руку — хорошую большую руку друга.

— И тебе удачи, — говорю я.

Это было совсем недавно.

Так минуло это прошлое, и так протянуло оно невидимую дорогу к моему будущему.

…В окно веет ароматом яблок. С грохотом проносится вдали очередной состав. Я встаю. В соседней комнате мама передвигает чемоданы. Через полчаса мы уезжаем.

До свидания, родная Шоноша!

Здравствуй, новая жизнь!

2

Директор Московского юридического института принял нас с мамой холодно.

— Мест в городском общежитии нет, — сказал он. — Если хотите, я помещу вас за городом, в Лосиноостровской.

— Но вы должны понять, сын в таком положении…