Такой я была

Он отрезает кусок оладьи и жует, не спеша. Глотает. Мне кажется, он собирается что-то сказать, но нет: он отрезает еще кусок. Наконец парень смотрит на меня, словно решает: сказать что-то хорошее или что-то очень плохое.

– Иден, – начинает он, – я всегда догадывался, что ты не та, за кого себя выдаешь. Понимал, что у тебя какие-то проблемы. Нет, неправда, – поправляется он, – не понимал. Совсем не понимал тогда, но понимаю сейчас. – Джош грустно улыбается и снова начинает есть. – Знаешь, я много думал о тебе и очень переживал, – произносит он с набитым ртом, не глядя на меня.

– Почему? – шепотом спрашиваю я, опасаясь, что если буду говорить слишком громко, то очнусь от этого сна.

– Потому что ты всегда была такой… ты никогда не казалась счастливой.

– Я и не была счастливой. – Я завязываю коктейльную соломинку – один узелок, второй, третий. – Но сейчас… – у меня вырывается нервный смешок, – …сейчас я не просто несчастна, я совершенно запуталась и даже не знаю, как до этого дошло. Ты, верно, думаешь, что я сошла с ума. Может быть.

– Ты все повторяешь это, почему? Случилось что-то плохое? – спрашивает Джош и смотрит на меня. Я съеживаюсь под его взглядом, понимаю, что теперь мне не отвертеться, что я должна сказать правду. Уж кто-то, а он это заслуживает.

Три года – три года! – я ждала кого-нибудь, кого угодно, кому можно будет признаться и произнести эти волшебные слова. Однажды, в самый важный момент, я уже упустила шанс, но второй раз не могу так ошибиться. По коже бегут мурашки. Я боюсь, что могу снова потерять сознание.

И слышу свой голос, звучащий тише, чем обычно:

– Да. Случилось что-то очень плохое.

Парень замер в ожидании, он смотрит на меня и с каждой секундой выглядит все более встревоженным.

– Что? – Он откладывает вилку и наклоняется ко мне.

Я гляжу в свою тарелку, где в лужице сиропа плавают промокшие крошки. Руки дрожат; кладу их на колени. Открываю рот.

– Меня…

– Тебя что? – спрашивает он.

Я пытаюсь сказать. Но ничего не выходит.

– Иден, что случилось?

Тогда я оглядываюсь. Взгляд снова падает на карандаши. Джош ждет, когда прозвучит слово, которое я просто не в силах произнести.

– Что случилось? – повторяет он.

Я протягиваю руку и беру стакан с карандашами. Достаю красный восковой мелок, сломанный пополам. Снимаю бумажную обертку и отрываю кусочек салфетки. Когда мелок касается бумаги, рука слабеет, как сломанная. Начинаю аккуратно выводить буквы, но такое уродливое слово необязательно должно выглядеть красивым. «МЕНЯ», – пишу я дрожащей рукой. «ИЗНА…» – руки трясутся, «З» вместо округлой выходит заостренной. «…СИЛОВАЛИ», – быстро, с нажимом дописываю я. «МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ» – я смотрю на надпись всего секунду, а потом складываю бумажку пополам и подвигаю к нему. Бумажка скользит по столу мимо моей тарелки и его чашки, мимо пролившихся капель сиропа. Я отдаю ему бумажку, вложив в этот жест всю свою душу, веру и надежду. Джош берет этот маленький клочок, и мне остается лишь сидеть и смотреть вниз, на свои колени, вцепившись дрожащими руками в край сиденья.

Мои слова у него. Я рассказала. Теперь он знает мой секрет. Секрет больше мне не принадлежит. Я больше не смогу лгать. Я закрываю глаза, жду, когда он прочитает эти слова, произнесет хоть что-нибудь. Но он молчит. Заставляю себя открыть глаза и смотрю на него. А он на меня. Его лицо непроницаемо.

– Ты… тебя… ты… ты кому-нибудь рассказала? Была у врача? Ты… с тобой все в порядке? – Его взгляд скользит по мне, Джош смотрит на меня как на потерпевшую, ищет синяки и повреждения, которых нет.

– Нет, я никому не рассказывала и не была у врача. И я не в порядке. – голос срывается. – Я совсем не в порядке. – Нет, плакать нельзя. Только не здесь.

– Иден, давай я тебя отвезу. Поехали. Поедем прямо сейчас. – Парень берет ключи и отодвигает стул, собравшись уходить.

– Нет, нет. – Я тянусь через стол и беру его за руку. – Это… это не только что случилось, – шепотом объясняю я. – Это было давно.

– Что? – Он придвигает стул. – Когда?

– Три года назад. Почти день в день.

– Иден, что… что это значит? – Джош высчитывает дату. – Но это было даже до того, как мы… почему я об этом не знал, Иден? Почему ты мне не рассказала?

Я лишь качаю головой. Мне всегда казалось, что есть тысяча причин, веских причин ему не говорить, но сейчас, когда мы сидим напротив друг друга, я не могу вспомнить ни одной.

Я оглядываюсь. Земля на месте. Я все еще жива. Пол не разверзся под ногами и не поглотил меня. Я не вспыхнула и не сгорела.

Когда я думала о том, что случится, если я расскажу, то представляла разные варианты развития событий, но не могла предположить, что не произойдет ничего. Все в точности как было раньше. Громадный метеор не обрушился на Землю и не уничтожил человечество. На кухне по-прежнему гремит посуда, радиоприемник настроен на волну старых хитов, люди вокруг разговаривают как ни в чем ни бывало. Мое сердце все еще бьется, легкие работают. Я специально проверяю: вдох – выдох. А Джош все еще сидит напротив.

– Иден, кто… – начинает он.

– Все в порядке? – К столу вдруг подходит официантка.