Такой я была

Стискиваю зубы, чтобы не закричать. Закричать просто так, закричать на него, чтобы убрал руки, крикнуть «помогите!», кричать, потому что не понимаю, что происходит, что произошло и еще произойдет. Мне хочется кричать, потому что мне до сих пор кажется, что я там, навсегда застряла там; в сердце я все еще та девочка. Крепко сжав кулаки, приказываю себе: ни слезинки больше, чертова дурочка. На счет три – пошла. Один, два – толчок! Отодвинься. Оттолкни его. Просто оттолкни! Три. Я вырываюсь. Словно взрывной волной его отбрасывает назад. Но я свободна.

Я ухожу.

Он хватает меня за рукав.

– Иди, ты что?

Я в ту же секунду отдергиваю руку.

– Не трогай меня! – Лишь услышав эхо своего голоса в кронах деревьев, во тьме и холоде, осознаю, как громко я кричала. Он в панике оглядывается – боится, что соседи услышат.

– Не сердись. – И снова Стив протягивает руку.

– Я не сержусь, просто… просто не трогай меня, ладно? – Дрожащие слова разбиваются о воздух. Никогда еще с моих губ не слетали такие требования.

Он поднимает ладони.

– Хорошо, хорошо. Не буду.

Мы стоим и смотрим друг на друга.

– И что теперь? – спрашивает он.

– Ты иди в дом. А я ухожу. – Я пытаюсь держаться и делать вид, что у меня не было никакой истерики.

– Нет, что будет с нами?

С нами. О господи. Я не могу ответить на этот вопрос, и, кажется, он это понимает. Выражение его лица и голос меняются, и он спрашивает:

– Послушай, у тебя все в порядке?

– Мне правда надо идти, Стив, – быстро говорю я, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Ладно. Так значит, все в порядке? Завтра поговорим?

– Конечно.

– Тогда я завтра позвоню.

Парень пытается улыбнуться.

Я тоже.

– Подожди… хочу, чтобы ты знала, Иди. Я никогда тебя не обижу. – Он медленно наклоняется и тихонько целует меня в щеку.

– Ладно, – шепотом отвечаю я, а сама умираю от страха. Я уже давно никого и ничего так не боялась.

– Ладно, – говорит он. – Что ж, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – повторяю я и ухожу.

– Иден? – Мама стучит в дверь и пытается повернуть ручку. Я открываю глаза и молю, чтобы все это оказалось сном. Нащупываю телефон. Час сорок три. Я проспала почти пятнадцать часов. Десять пропущенных звонков.

– Ммм? – бормочу я и просматриваю список: Мара, Мара, Мара, Стив, Камерон, Стив, Камерон, Стив, Стив, Стив. Черт. Черт. Черт.

– Иден! – снова зовет она.

– Я же ответила! – кричу я. Только не заставляй меня вставать, Ванесса. Прошу.

– Я не собираюсь орать через дверь! – орет она через дверь.

Я встаю, отряхиваюсь, засовываю спальник под кровать и бросаю на кровать подушку. Отпираю дверь.

– К тебе гости, – шепчет Ванесса. – Какой-то странный парень.

– Что?

– Камерон, кажется. Ты его знаешь? – Она наклоняет голову, и я вижу его в центре нашей гостиной: он стоит там и открывает и закрывает рот. Теребит свое кольцо в языке. Еще одна его привычка, которую я ненавижу.

– Черт, – выдыхаю я.

– Иден, – строго произносит она. Я смотрю на прямую линию, в которую превратились ее губы. – В общем, – мама отчаивается получить от меня ответ, – папа вышел, а я как раз собиралась в магазин. Хочешь, чтобы я осталась? Мне просто… не нравится, как он выглядит, – бормочет она и поглядывает через плечо. – Он твой… ты будешь… он же не опасен, нет? Он твой друг? – Мысль о том, что ей тревожно оставлять меня одну в доме с «опасным» парнем, так смехотворна, что меня тошнит.

– Все нормально, – мямлю я. Язык и губы сухие, как наждачная бумага. А может, все и не нормально, но мне не нужны свидетели того, что сейчас произойдет. – Ты просто скажи ему, что я сейчас выйду, ладно?

Я протискиваюсь мимо нее и иду в ванную. Сердце лихорадочно бьется. Нет, плакать я не буду. «Ты не будешь плакать», – шепотом приказываю я себе. Потом умываюсь, чищу зубы, пытаюсь расчесать колтуны в волосах. Слышу, как они вполголоса прощаются и закрывается входная дверь. Собираю волосы в тугой хвост. Нет. Так кажется, что мне есть дело до того, как я выгляжу, что я пытаюсь выглядеть лучше. Распускаю хвост и делаю небрежный пучок.

– Ты что, не умеешь пользоваться телефоном? – бросает он вместо приветствия, только завидев меня издалека.

– Умею. Когда могу.

– Ясно. То есть ты просто не хочешь брать трубку, да? – Он весь какой-то дерганый, но пытается держать себя в руках.

Я скрещиваю руки на груди, пожимаю плечами, рассеянно дергаю за нитку на свитере – короче, всем видом показываю, что мне совершенно безразличен этот разговор.

– Ты просто невыносима. Он этого не заслуживает. Ты же понимаешь, да?

Я закатываю глаза.

– Знаешь, а ведь я ему говорил, что такая, как ты, его уничтожит. Потому что такие, как ты…

– Такие, как я? – Мне смешно. Где-то я уже это слышала.

– Не знаю, что он в тебе увидел. Правда не знаю.

– Брось, неужели не понятно, что он увидел? И чего хотел. У него был шанс. Но увы, он им не воспользовался.

– Чушь собачья! – Камерон выплевывает эти слова прежде, чем я успеваю закончить. – Не притворяйся, что в это веришь. Или у тебя совсем нет сердца? Не может же быть такого? Или может? – У него на лбу жилка пульсирует каждый раз, когда он повышает голос.