Такой я была

Я почти не слышу его голос – в коридоре шумно, как в джунглях, – но вижу, что он повернулся к своему приятелю и гневно смотрит на него, а его губы произносят: «Прекрати, ты ведешь себя по-идиотски». Его друг в смятении, он, кажется, сердится – да, он зол на меня. Зол как черт. Он удаляется, поджав хвост, как бешеный пес.

И тут на сцене возникает красивая брюнетка в миниюбке и обтягивающем свитере, необъяснимо загорелая среди зимы; ее пальчики с ноготками, покрытыми французским маникюром, переплетаются с пальцами Джоша. Она встает на цыпочки и целует его в щеку; ее улыбка истекает медом. Видимо, это моя замена – и, несомненно, лучшего качества. Как очаровательный породистый котенок, она трется носом о его плечо, но когда поворачивается ко мне, ее милая улыбка превращается в хищный зубастый оскал. И это пугает меня больше, чем шепотки за спиной; пугает почти так же сильно, как тайные засады после школы.

Кажется, я ненароком заступила за невидимую, но вездесущую бархатную ленту. Даже Джош не в силах противиться жестокой школьной иерархии. Он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, позвать меня, как будто ждал случая поговорить со мной, как ждала и я. Но, вспомнив порядок вещей, осекается и поворачивается к девчонке, прицепившейся сбоку. Поговорить нам не суждено. Я надеваю свою новую маску – маску «со мной лучше не связываться» – и просто ухожу.

Часть третья Старшая школа. Год третий

– Помнишь план, да? – спрашивает Мара. Мы въезжаем на бензоколонку на ее новой старой машине. На шестнадцатилетие отец отдал ей свой обшарпанный коричневый «бьюик». Я эту колымагу с детства помню. На самом деле, это подарок из чувства вины: компенсация за то, что он такой никудышный папаша и все время отменяет свои отцовские выходные, чтобы побыть с новой подружкой.

– Думаешь, это сработает? – смотрю в зеркало заднего вида и еще раз проверяю, не смазалась ли помада.

– Думаю, да. Если уж той десятикласснице удалось, то у нас точно получится, – напоминает она. В первый учебный день одна девчонка хвасталась, что парень с бензоколонки продал ей пиво. Мол, он работает в будни вечером на этой самой колонке, и всего-то нужно похлопать ресничками, чтобы отвлечь его внимание. – Веди себя естественно, – шепчет Мара, и мы заходим внутрь.

Над дверью звенит колокольчик. В лицо ударяет волна холодного кондиционированного воздуха, а в глаза – свет флюоресцентных ламп. Я встречаюсь взглядом с парнем за прилавком. Тот ухмыляется, его глаза скользят по нам сначала сверху вниз, потом снизу вверх. От туфель на каблуках ко все еще загорелым ногам – мы все лето провели у Мары в бассейне – и выше, к юбкам и обтягивающим блузкам.

– Привет, – бросает Мара, по мне так чересчур фамильярно. – Подождешь? – обращается она ко мне. – Купить кое-что надо. – И, многозначительно поглядывая на меня через плечо, идет вглубь магазина, где стоят холодильники.

Следуя нашему плану, я подхожу к прилавку.

– Четвертая колонка, двадцать, – я протягиваю продавцу купюру. Мара сказала, что он должен обязательно увидеть: у нас есть машина. Мол, так мы будем казаться старше. – И пачку сигарет с ментолом, пожалуйста, – добавляю я и вспоминаю, что надо улыбнуться.

Он пристально смотрит на меня и понимающе усмехается – мол, все-то я про вас знаю, – но тянется вверх и достает пачку сигарет с невидимой мне полки.

– Что-то еще? – спрашивает он, бросив сигареты на прилавок.

Я оглядываюсь: Мара шагает к кассе, в каждой руке – по картонке с шестью бутылками пива.

– Все вместе посчитайте, – говорит она и ставит пиво на прилавок. – О, и еще вот это, – она выбирает пачку поролоновых ароматизаторов для машины из коробки со всякой всячиной на кассе. Ей все еще кажется, что ключевой момент – машина, а не наша грудь, губы и голые ноги. Но парень не задает вопросов. Он просто в открытую пялится на нас.

Мы расплачиваемся, и я чувствую, как волнуется Мара. Затаив дыхание, она кладет в сумочку ароматизаторы и пачку сигарет. По-прежнему не дыша, подталкивает меня к выходу. Мы не произносим ни слова и даже не смотрим друг на друга, пока не оказываемся в машине.

– Ох. Боже мой. Иди. – бормочет Мара, едва шевеля губами. Мы проезжаем мимо витрины, и она машет парню за прилавком. Тот все еще смотрит нам вслед.

– Черт, не могу поверить, что мы это провернули! – смеется она, выезжая на дорогу. И кричит, вытаращив глаза: – Ты была великолепна!

– И ты!

– У меня классно получилось, да? – Красуясь, Мара вытягивает руку из окна. – Ох, Иди, это будет лучший год! – снова кричит она и смотрит на меня с сияющей улыбкой. А потом так громко врубает радио, что я не слышу даже собственный смех.

– Так куда мы едем? – я тоже кричу.

– Что? – кричит она в ответ.

– Куда едем? – повторяю я громче.