Такой я была

– Иди? – лепечет мама тонким голосом, как будто ей вдруг стало нечем дышать. – Не уходи. Пожалуйста.

– Переночую у Мары, – бросаю я, открывая входную дверь. Потом оборачиваюсь и смотрю на нее: она так и стоит на пороге моей комнаты с выражением беспомощности на лице, а отец делает вид, что ничего не происходит. Тогда я говорю: – Ненавижу этот дом. Я действительно ненавижу этот дом! – и как можно сильнее хлопаю дверью. Я иду и не вижу дороги: очки запотели от горячих слез.

Свернув на его улицу, я чуть не струсила. Единственный источник света во всем доме – тусклый отблеск телевизионного экрана в занавешенном окне гостиной. Я подхожу к ступеням и кладу очки в карман куртки. Часы на телефоне показывают 23:22. Я стою на пороге и прислушиваюсь, ходит ли кто-нибудь по дому. Обдумываю, что скажу про вчерашний вечер, как объясню случившееся. Неожиданно начинает кружиться голова, как будто все внутри рвется наружу. Я сажусь на ступеньки. Мне просто нужно собраться с мыслями.

В 23:46 к дому подходит кошка. Она подбегает ко мне, как будто ждала моего прихода, начинает тереться о мои ноги своим гибким телом, тереться головой о мою ладонь. Потом запрыгивает мне на колени и лежит там, позволяя себя погладить. Решила составить мне компанию, хотя я всего лишь глупый маленький мышонок.

Ее урчанье успокаивает и согревает мои руки в холодную ночь. Снова смотрю на часы: 0:26. Он написал: «Надеюсь, увидимся». Я не могла ошибиться. Пытаясь достать записку из кармана, я меняю позу, и кошка смотрит на меня с осуждением.

Скрипит входная дверь. Я оборачиваюсь.

Кошка молниеносно спрыгивает с моих колен и забегает в дом. Я открываю рот, чтобы объясниться, но дверь уже захлопнулась – он меня даже не видел. Просто впустил кошку. Но я должна с ним поговорить. Сейчас же.

– Джош, подожди! – Мой голос звучит так тонко в пустой и темной ночи.

– Черт! – Он вздрагивает от неожиданности и смотрит на меня расширенными от испуга глазами. – Черт, – повторяет он, уже смеясь. – Ты меня напугала.

– Прости. Я просто… привет.

– Привет. Холодно же. Давно ты тут сидишь? – Он выходит на холод, закрывая за собой дверную сетку. Он босиком, на нем спортивные брюки и не очень свежая на вид футболка. Он трет глаза – наверное, я его разбудила. Ветер закручивает воронку из листьев и бросает их к моим ногам. Он съеживается от холода.

– Нет, – вру я, хотя зубы уже стучат. Долго – это сколько? Один час и четыре минуты – не так уж долго, если мыслить относительно.

Он оглядывает тихую темную улицу, где ничего не происходит. Протягивает руку. Я беру ее. Его кожа горячая, как огонь, но, наверное, мне так только кажется, потому что я замерзла.

– Ты почему не зашла и не позвонила в дверь? – спрашивает он, когда мы заходим в дом.

Я пожимаю плечами.

– С тобой все в порядке?

– Да. Все нормально. – Но я отвечаю слишком быстро, слишком резко, и он понимает, что я вру.

– Но я не понимаю. Почему ты сидела на крыльце? Я ждал тебя. Точнее, перестал надеяться уже пару часов назад.

– Я не знала, хочешь ли ты меня видеть, поэтому… – Я отвожу взгляд и смотрю на телеэкран. Потом оглядываюсь по сторонам. Он устроил в гостиной настоящий кавардак. Вязаный плед, раньше лежавший на спинке дивана, сполз и перекрутился, застряв между диванными подушками. Маленькие подушки на полу; вместо них на диване лежат две большие с его кровати, под удобным для просмотра телевизора углом. Журнальный столик завален мусором: слегка приоткрытая коробка от пиццы, банки от газировки, тарелка с недоеденной хлебной корочкой, три разных пульта.

– Иден… – медленно произносит он.

Я поворачиваюсь к нему.

– Что происходит? – он подозрительно смотрит на меня. – Ты что, под кайфом?

– Нет. – Я не принимаю наркотики. – С чего ты взял?

– Твои глаза… – Он берет мое лицо в свои руки и разглядывает его. – Они стеклянные и покраснели, как будто ты…

Я отворачиваюсь, чтобы на него не смотреть.

– Нет, я просто… – Но я не могу выговорить «я просто плакала». Пусть лучше думает, что я накурилась.

– Слушай, я рад, что ты пришла, хотя ты, наверное, считаешь меня полным идиотом. Но если ты принимаешь наркотики, тебе лучше уйти. Не хочу показаться жестоким, но… Я просто не хочу связываться, понимаешь?

– Да ничего я не принимаю, клянусь! Я не такая. – Кажется, он мне не верит. – Господи, что же ты обо мне думаешь? Что я из отбросов общества?

– Нет, – он вздыхает. – Но ответь мне честно, Иден: ты сейчас под кайфом?

– Да нет же! Я просто. – я откашливаюсь, – …я просто плакала. – Я выпаливаю эти три слова как одно, стараясь говорить как можно тише. – Чуть раньше. Ясно?

– О… – Кажется, Джош не знает, что на это ответить. Его лицо выражает нечто среднее между скептицизмом и жалостью. Мне неприятно видеть и то, и другое. – Хмм…

– Если хочешь, чтобы я ушла…

– Нет, оставайся. Правда. Можешь остаться. – Он берет мой рюкзак и кладет его на пол.

Я смотрю вниз, на свои ботинки, и тереблю молнию на куртке. Мне неловко, я смущена и чувствую себя уязвимой, ведь теперь он увидел еще одну прореху в моей броне.