Такого не было даже в Афгане

Трудно объяснить, чем была на тот момент вызвана такая ярость бойцов ФАПЛА против унитовцев, но было немало случаев, когда пленных просто не брали…в том числе, и раненых унитовцев! Более того, на них даже патронов не тратили — добивали сапёрными лопатками. Нашим спецам несколько раз удавалось спасти пленных, буквально вырывали их из рук разъярённых ангольцев. Эти унитовцы потом ехали на одном из БТРов наших советников и боялись на шаг от них отойти, чтоб не быть убитыми.

Впрочем, немудрено — унитовцы да юаровцы, видимо, всё-таки очень достали фапловцев…

— Бронезащита — что такое?

— Нам каждому выдавались бронежилеты, и предписывалось их сохранять. Не им нас охранять, а нам их сохранять. Почему? Потому что за утерю каждого бронежилета полагалась выплата 250 долларов. Хотя по большому счету — кому они были нужны, и если уж тебя ухлопают — например, осколком в голову, зачем тебе бронежилет.

Поэтому, каждый, кто был на операции, хотя конечно и надевал бронежилет, как положено, застёгивался, но мало верил в его пользу. И наши советники 47-й бригады при отступлении тащили с собой бронежилеты, чтобы потом не платить 250 долларов. Наши ребята за свои жизни хоронились, да ещё тащили бронежилеты. Нормально, да?

— Бывало такое, что у людей на войне «крыша съезжала»?

— Всякое бывало, чего греха таить.

Мы, например, были молодые переводчики, неженатые, иногда «маялись дурью».

На той стороне реки Куито стояла 25-я бригада в обороне, и время от времени оттуда приезжали наши офицеры — помыться, побриться, постирать одежду, и всё такое. Потом их переправляли обратно. А у нас был «бзик». На речку съездить, к переправе, да ещё ночью, да потом от обстрела «убежать». Мы туда ездили «повыёживаться» (из переводчиков, в основном, Слава Барабуля, Саша Сергеев и я), как теперь говорят, адреналин поднять. Почему — потому что знали, что на той стороне сидит корректировщик юаровский, который тут же координаты дает, и начинается обстрел. А наша задача была — вовремя смыться. Дурь, конечно, по молодости была.

И вот как-то ко мне приходит Саша Сергеев (переводчик) — ну что, поедешь на мост, надо наших мужиков обратно на ту сторону переправить. Я говорю — сейчас, Сань, подожди, возьму автомат. Захожу в землянку, и что-то мне говорит: «Не езди!». Какое то внутреннее чувство. Ну, я так постоял, подумал. Думаю — Бог его знает, что-то не то. Выхожу, подхожу к Сашке. Он уже ругается — сколько тебя ждать можно — поехали. Я говорю — Сань, я не поеду.

— Почему, Игорь? И смотрит на меня очень внимательно.

Что ему ответить? Про внутренний голос рассказывать, что ли.

— Не хочу просто.

Он так на меня ещё разок поглядел и говорит — не езди. И один уехал.

Они поехали. На мосту всё, как положено, переправили наших, и начался обстрел. А пока сидели в землянке — прямое попадание 155-миллиметровым снарядом в их машину.

— Машина какая?

— «Энжеза» бразильская.

Сашка возвращается назад, приходит ко мне.

— Ой, блин, ты представляешь! — Ну тебя, говорю. Мало ли что получилось.

А он: «Ты же не поехал, вроде как чувствовал».

— Был такой Паша-прапорщик (технарь). До этого он служил два года в Афгане, может, у него там «крыша поехала». Когда напивался, стрелял просто под ноги ангольцам. Но стрелял очень метко, в любом состоянии, ни разу ни в кого не попал. То есть, он выходил из своей землянки с автоматом в одной руке и кричал — так, Антонио — ко мне, быстро там что-нибудь сделать надо. И если Антонио что-нибудь не исполнял — Паша стрелял прямо под ноги — вопросов нет.

То есть, они все знали, что он стреляет совершенно чётко, и никогда никого не убьёт. Но у него все ангольцы «летали как метёлки». Он только выходил и отдавал команды — так, надо сделать то-то. И знал, что всё будет сделано тут же.

Мы как-то к нему пришли отдохнуть. А поскольку я был начальником кухни, я закуску принес. Говорю ему — Паш, бухла то нет.

— Сейчас будет.

Я говорю — ночь на дворе. Откуда будет?

Выходит — очередь в воздух: Антонио — «капороте». Тот ему: нау, асессор (нет, советник).