Я говорю — а она это вообще воспримет? А он в ответ — да какая ерунда, она её в воде проварит! Давай машину, поехали. Взяли мы с собой аж 12 банок. Я, кстати, ему говорю, нам прислали двенадцать банок. Он говорит — не-не — так нельзя.
— Что нельзя?
А он: надо хотя бы половину, шесть банок. Ну ладно, ты загрузи в машину 12, а я потом просто шесть заберу.
Короче, мы приезжаем на УАЗике в эту деревню, она находилась на 25-м километре от Куито-Куанавале. А там как раз обстрел был. Юаровцы подвезли свои гаубицы G-6 и начали обстреливать.
Я говорю: ну что будем делать — я никуда не пойду! Ну, ерунда — говорит, — ты сиди здесь в землянке, а я пойду ее искать.
Глянул я на ту землянку — одно название, яма — и больше ничего. Да делать нечего, залез туда — там еще какие-то негры сидели, довольно странные, как мне показалось.
Они говорят: совьетику — пить будешь? Я говорю — нет уж, ничего я у вас пить не буду. Они говорят — нет-нет, давай, и предлагают свое местное пойло — «капороте».
Мой охранник — сколько он там ходил с шестью банками тушёнки (которые в мешок положил), часа полтора-два, — всё это время обстрел был, а я в землянке сидел.
А в машине лежат остальные шесть банок. Ангольцы меня спрашивают — а ведь ты с мясом приехал?
Я говорю — не понял?
— Ну, ты с мясом приехал? У тебя есть банки тушёнки там, в машине?
Я говорю — нет.
Они — да ладно, у тебя в машине лежат.
Я такой удивленный сижу: «Не понял — что вам надо?»
Негры говорят — нам надо закусить.
И говорят: никаких проблем, сейчас мы всё сделаем.
— Что вы сейчас сделаете?
— Сейчас мы твоему парню — он просто не знает, что эта его «мулер» уехала в другую деревню, и бродит по всей деревне, не может найти её. А мы просто назовем ему место — где она есть, но ты нам за это свои банки отдай.
Я говорю — да зачем мне это нужно, Антонио пусть и бродит себе по деревне.
А они говорят: «А ты иначе отсюда не уедешь».
Как мне стало страшно… Вроде у меня и автомат при себе, лифчик (с патронами)… «А ты иначе отсюда не уедешь».
И кстати, о птичках, потом, когда я потом начал интересоваться, оказалось, они были правы.
— Что ты выяснил?
— Дело в том, что хоть они и неподвластны УНИТА, но они от неё зависели. Во всём. То есть получалось приблизительно следующее: что если не придет УНИТА, то придет ФАПЛА.
— Старались быть нейтральными?
— Да. И нашим и вашим, без проблем. Например — приходит УНИТА. Они говорят: «Вот вам еда, кушайте».
Приходит ФАПЛА, говорит им: «А вот вы вчера снабжали УНИТА!»
— Нет, нет, мы не снабжали, вот вам, пожалуйста, еда, кушайте.
Итак, сижу я и думаю: «Ничего себе! А мне-то за что всё это? Так разобраться — за что? За их независимость? За их революцию, которая им же самим «триста лет не упала».
Я говорю: «Хорошо, что вам надо?»
Они говорят — вот у тебя там, в машине, лежат шесть банок тушёнки.
— И что?
— Давай их нам.
А они любят, когда с ними торгуются, говорю — две-три банки не больше.
— Нет, шесть.
Я говорю «дулю, две-три банки».
Начали с ними торговаться, как я это делал, вообще не понимаю.
Наконец, вроде, поладили: «Ну ладно — три банки и уезжай куда хочешь».
А я говорю — а где мой человек, с которым я приехал-то?
А они говорят: «А это тебя не должно интересовать, он сам приедет».
Ладно, говорю — пошли со мной. Отдаю им три банки.
Они говорят: «Ты хороший человек, мы тебя знаем, ты — Джеронимо. Мы тебя уважаем, поэтому тебя по дороге никто тревожить не будет».
Я говорю: «А кто меня может тревожить?»
«Да наши блокпосты».
Унитовские! Я думаю: «Ни хрена себе! Ну и приключения! Вот попал, как кур в ощип!»
Это уж потом я узнал, что, оказывается, небольшие унитовские отряды «лазили» по всей территории (возле Куито-Куанавале), в зоне ответственности ФАПЛА, подходили к фапловским блокпостам, встречались с ними, брали пищу, а то и сами им давали. А что делать, кушать-то хочется, жизнь есть жизнь!
К тому же по обеим сторонам окопов было немало родственников, что ж они друг друга «мочить» будут? Как мне рассказывали замполиты (и ангольские, и наши), нередка была ситуация, когда в ангольской семье один сын служил в УНИТА, а другой в ФАПЛА… прямо как у нас в гражданскую войну, только вот они не так обострённо это воспринимали. Мол, что поделать, так получилось.