В ноябре 2019 года, в один из приездов в онкологический диспансер на березовую аллею, где мама проходила очередное обследование, я издали заметил Юру, сидящего у кабинета лучевой терапии. Сразу я подойти не мог, так как мама без моей поддержки ходить еще не могла (сказывались последствия побочных эффектов от лечения). Я отвел ее на второй этаж, усадил у кабинета врача и быстро спустился вниз, но у кабинета уже никого не было.
На следующий день, взяв отгул на работе, я дождался, когда Юра уйдет на работу, а Ира в школу пришел к Наташе. Я думал, что что-то произошло с Юрой, но Наташа, грустно улыбнувшись, сказала:
– Нет, с Юрой, слава богу, все хорошо. Он привозил меня, это у меня нашли опухоль в голове, пока не большую, но расположенную в абсолютно не операбельном месте. Но, посмотрев в мое растерянное и расстроенное лицо, добавила:
– Не дергайся сразу, я еще не собираюсь умирать, при нормальном лечении мне дают не менее полутора – двух лет жизни. Я даже Юре ничего пока не сказала, пусть думает, что все излечимо. Дай слово, что ничего не расскажешь ему.
Слово я конечно дал. Мы проговорили несколько часов и, в результате разговора, она согласилась, что когда ей станет совсем плохо, она все же расскажет правду о наших отношениях, что бы я мог как следует поддержать Юру и Иру после ее ухода.
Я позвонил отцу, давным давно разведшимся с моей мамой и жившему с новой семьей в Тольятти. У него тоже был рак, наши врачи от него так же отказались и он сделал операцию в клинике Израиля, что позволило выиграть несколько лет жизни. Отец созвонился с клиникой, договорился, что врачи посмотрят снимки, которые я направил в их адрес.
К сожалению и израильские врачи не взялись за операцию, сказав, что время упущено, вот если бы три, четыре месяца назад – тогда еще можно было, что-то сделать. Единственное, что они сделали – скорректировали курс лечения, посоветовали новые медикаменты и обещали, что Наташа проживет не менее двух с половиной лет.
Наступил страшный для меня 2020 високосный год.
25 мая от короновируса в Тольятти умер отец, а ровно через месяц 25 июня также от короновируса умерла моя мама. Самое страшное было в крематории, когда за ее гробом шел только я и некому было сказать хоть какие-то слова утешения. Я сам запретил Юре и Иринке присутствовать на этой церемонии, так как опасался, что они подцепят вирус и заразят Наташу, а с ее болезнью и осложнениями – это смерть. Остальные родственники либо были далеко, либо по возрасту и боязни заражения не пришли на церемонию.
Я сидел в абсолютно пустом зале у гроба матери (я попросил ведущую ничего не говорить, а то бы получилось, что она рассказывала мне о моей матери с моих же слов) и не мог даже заплакать, хотя знал, что после этого мне стало бы легче. Видимо вид у меня был совсем паршивый, поскольку ведущая после церемонии на выходе из зала отозвала меня в сторону и дала хлебнуть из фляжки чего-то очень крепкого. Это вернуло мне хоть какие-то силы и позволило добраться на такси до дома.
А дома я впервые в жизни надрался в полном одиночестве, высосав практически без закуски бутылку коньяка. Утром, вернее уже после полудня, меня разбудили настойчивые звонки телефона. Оказалось, что Наташа уже пару часов практически беспрерывно звонила мне и уже собралась послать Юру ко мне: – А то вдруг с тобой что-то случилось. Мы проговорили с ней больше часа, она как могла успокаивала меня. Она говорила, что я не один на этом свете, что у меня есть они, люди которые любят меня и нуждаются во мне и действительно мне стало легче.
Но на этом действие високосного года с повторяющимися цифрами не закончилось и в ноябре от инфаркта умер один из моих немногочисленных, но зато верных друзей (Вообще, друзей много быть не может, много может быть приятелей, а настоящих друзей у каждого человека всегда можно пересчитать на пальцах одной руки).
Шел предпоследний день года, и я думал, что все горечи закончились, но как-бы не так. В восемь утра при входе на работу зазвонил мобильный телефон и Юра каким-то серым, упавшим голосом произнес:
– Игорь, мамы больше нет, она скончалась ночью во сне. Как потом выяснилось при вскрытии – у нее оторвался тромб и перекрыл легочную артерию.
Вот тут меня проняло по настоящему, не помню, как я дошел до рабочего места, сел обхватил руками голову и как-бы отключился от мира, в голове крутился рой мыслей, в которых горе от потери Наташи сочеталось с вопросом:
– А что теперь будет? Ведь она явно так и не написала обещанное письмо, в котором хотела рассказать все о наших отношениях и теперь некому было рассказать правду Юре.
Хорошо, что у одного из наших сотрудников нашлась заначенная бутылка коньяка и кофе, с помощью которых я смог немного придти в себя.
С утра 31 декабря, вместо подготовки к празднованию нового года, мы с Юрой носились по моргам и похоронным бюро, чтобы успеть все оформить до обеда, когда эти конторы закрывались до 3 числа.