Осенью, когда ушел на дембель крановщик с маточной точки, Лёву перевели на его место. Это вам не бетонный завод. Здесь работа кипела круглые сутки. Штейн со сменщиком Юркой Бондаревым работали по двенадцать часов. Кирпичи, панели, ящики с оборудованием, раствор, бетонные блоки. Кабина крана была похожа на малогабаритную квартиру. Внутри обшита доской и оклеена газетами. Трамвайная печка для тепла и приготовления еды. В ночную смену к Лёве забирался сержант-прораб, и они, пока каменщики отдыхали, жарили на обработанной газосваркой крышке от электрощита картошку с тушенкой и луком. А в холодную погоду, когда всех работяг в форме загоняли греться, Лёва спал на топчане, доставшемся ему в наследство от предыдущего товарища. Там же, в кабине. Красота. Чем не служба? И так продолжалось до шестнадцатого ноября семьдесят восьмого года. В тот день на улице было минус десять. Ночью работы не было, поэтому Лёва спокойно заснул. Если что, постучат какой-нибудь трубой по крану, мигом проснется. Но всех рабочих увели в казарму. А так как они были из другой части, то про Лёву успешно забыли.
Проснулся Штейн от того, что вся кабина была в дыму. И в огне. Горело все, что могло гореть. А могло гореть очень многое. Доски, газеты, дембельские альбомы, спрятанные под обшивку, поролон. Горели Лёвин бушлат, валенки, портянки и шапка, снятые им. Так как спать было тепло, даже жарко. Бушлат и стал причиной пожара, упав со спящего Лёвы на открытые тены трамвайной печки.
Штейн уже и не пытался ничего спасать, кроме себя. Он вышиб голой ногой дверь кабины и практически побежал по ледяной металлической лестнице вниз. Через мгновение он стоял на снегу и смотрел вверх, на пылающую кабину. В тонком хлопчатобумажном обмундировании на босу ногу.
Подбежал дежурный офицер, на ходу крича непечатные выражения.
– Там есть кто-нибудь? – спросил он, тяжело дыша.
– Уже нет, – дрожа всеми фибрами души, ответил Лёва.
– Пошли в вагончик, боец, – махнул рукой офицер.
Оттуда он позвонил в роту механизаторов, и через десять минут примчался сержант Голованов. Он нес валенки, шапку и бушлат. Все было такого вида, будто побывало только что на пожаре, а потом отмокало в воде.
Штейн еле натянул обновочки и поплелся за сержантом в казарму.
– Под трибунал пойдешь, – сказал Лёве на прощание дежурный офицер. – Лет на пять.
Добрый такой дядя. Голованов всю дорогу молчал. Штейн решил, что до трибунала он не доживет. Что его сегодня же старики убьют в каптерке за свои альбомы. Или убьют просто так. За то, что еврей, или за то, что мудак, или еще за что-нибудь. И таки будут правы.
Но в казарме все спали.
– Умывайся и ложись, – сказал сержант. – И на хрена тебя в армию взяли?
– Я не напрашивался, – ответил Лёва. И пошел в туалет, отмывать копоть.
На следующий день приехал все тот же следователь Катанин из военной прокуратуры. Он со злорадством посмотрел на Лёву, сразу же вообразив сионистский заговор в наших рядах. Второй кран за три месяца! Тут уже предательством Родины пахнет. Чуть ли не расстрельная статья.
Капитан Кротов даже не пытался защищать своего беспутного подчиненного, памятуя о маленькой дочке и стерве-жене.
Майор из прокуратуры вызвал Штейна в штаб. В отдельном кабинете рядом с ним сидел сержант с гауптвахты. Он отобрал у Лёвы ремень, шапку и встал с автоматом за его спиной. Следователь любовно выписывал на обложке картонной папки «Уголовное дело. Штейн Лев Семенович».
Катанину явно нравилась его работа. Он не спешил. Теперь-то уж точно его переведут в Москву. После раскрытия заговора!
***
Лёва вдруг вспомнил десятый класс. Они с Павлом, прочитав книгу какого-то американского автора о жизни угнетенного негритянского населения, придумали создать аналогичную тайную организацию. И название взяли из этой же книжки. «СЛЖБ» – смерть сильным, жизнь большим. Почти все мальчишки из их класса вступили в ее ряды. Лёву назначили мозгом организации, Павла – ее главой. Переписали из книжки почти слово в слово устав. Придумали азбуку для передачи шифровок посреди уроков. Короче, повеселились от души. Первый сбор они назначили в воскресенье в мужской бане. У многих в квартирах тогда уже были ванны, и только пара одноклассников, в том числе и Лёва, продолжали по субботам ходить в баню мыться.
Они купили бутылочного пива, вяленой рыбки и чудно провели время. Сбор тайной организации превратился в элементарную веселуху. Про «СЛЖБ» весь день никто и не вспоминал.
Но в понедельник в школе им о нем сразу же напомнили. Вахтерша тетя Броня сказала вошедшему в школьный холл Лёве:
– Штейн, сейчас же иди к директору.
– Я на урок опоздаю.
– Ничего, там тебя всему, чему надо, научат.
В приемной у директора уже сидел Павел. Он был явно напуган. Как только вошел Лёва, их пригласили в кабинет, не дав даже словом перемолвиться. Павел только и успел, что сделать страшные глаза и провести рукой по горлу, типа, кирдык нам, дружище.