Такая, как ты

Вера пыталась не показывать, как больно сжимается ее сердце при виде матери. От Марии Борисовой осталась лишь едва узнаваемая тень. А ведь когда-то, еще совсем недавно, она была красива и полна жизни. Когда Вера училась в старших классах и они с матерью шли куда-нибудь вместе, многие принимали их за сестер. Стройная и подтянутая, тридцатишестилетняя Мария выглядела максимум на двадцать пять. Зато теперь, после пережитого предательства, депрессии и попытки суицида, она постарела лет на десять и в свои сорок выглядела так, будто ей уже за пятьдесят: худая до прозрачности, с потерявшими цвет тусклыми волосами, с остановившимся взглядом полупрозрачных серых глаз. Больше всего Веру пугал этот взгляд: он ничего не выражал, в нем не отражались ни радость, ни боль – одна лишь пустота. Уже почти четыре года Мария Борисова пребывала в таком состоянии. Она не жила, а будто парила между этим миром и тем, что за гранью. Женщина могла самостоятельно принимать пищу, совершать естественные нужды, спать, но она совершенно не реагировала на окружающий ее мир. После того как врачам удалось спасти ее, буквально вырвав из лап смерти – Мария приняла изрядную дозу снотворного, – она впала в ступор. Физически женщина была здорова, но вот ее нервные импульсы дали сбой: она перестала реагировать на жизнь вокруг себя. Как объяснили Вере врачи, такое состояние бывает, когда человек подвергся сильному стрессу или впал в депрессию, но, как правило, оно быстро проходит. Однако не в случае с Марией Борисовой. Женщина будто не могла умереть, но при этом и не жила. Семен Вадимович говорил Вере, что такие случаи редки, но они все же встречаются. Иногда людям вернуться к себе помогал какой-то стресс: радостное или, наоборот, страшное потрясение. Случалось так, что их сознание цеплялось за какой-то случайный раздражитель – яркая картина на стене, неожиданный сильный плач ребенка, новости о ком-то из близких, какая-то совершенно случайная фраза, брошенная в их присутствии, – и нервная система как бы перезапускалась, человек приходил в себя и мгновенно восстанавливался. Поэтому визиты Веры к матери были очень важны. Нужно было говорить с ней, делиться новостями, просто быть рядом. В какой-то момент Вера так отчаялась, что попросила отца, из-за которого мама и оказалась в таком состоянии, приехать к ней в клинику. Вера надеялась, что появление отца может стать тем стрессовым импульсом, который пробудит маму от ступора. Однако отец приехать отказался, сказав, что жизнь Марии и ее болезнь к нему теперь не имели никакого отношения. Это было еще в самом начале, около четырех лет назад. С тех пор Вера с отцом не виделась. Он для нее перестал существовать. А тот был и рад: про дочь не вспоминал, не интересовался ее жизнью, денег не давал. При последнем разговоре от него прозвучала фраза, которая до сих пор отдавалась горечью в памяти Веры: «Я вас с матерью содержал восемнадцать лет. Привыкли жить на всем готовеньком. Теперь сами о себе заботьтесь». А на чем готовеньком они жили? Мама не сидела без дела – в школе вон работала, учеников на дом брала. Может, она и не зарабатывала так много, как отец, но прожить могла и без его денег. У Веры никак не укладывалось в голове, почему отец оказался так с ними жесток. Столько лет прожить с мамой – и ведь жили они не то чтобы душа в душу, но и не ссорились, – и вдруг отречься от всего. А Вера? Разве она не дочь своего отца? Ладно – расстался с женой, завел новую семью. Но ведь с собственным ребенком не разведешься? Или с глаз долой – и значит, и не было ее, Веры? Не существовала она для него?

Со временем боль, конечно, притупилась, и надежды почти угасли, но Вера старалась смотреть вперед с оптимизмом. Ведь все еще может измениться! Мама так молода. А как красива она была! Все еще может наладиться. Вот поднакопит Вера побольше денег и благодаря связям Семена Вадимовича отправит маму в Израиль для участия в той инновационной программе восстановления подобных ей больных.

«Как бы кстати сейчас пришлись деньги, обещанные Никой», – подумала Вера. Однако напоминать девушке о ее обязательствах Вера больше не хотела. Тем более теперь, когда между Верой и Саидом завязались какие-то странные отношения. Что же делать? Что же ей делать? Может, взять да рассказать Саиду, что она никакая не Вера Покровская, а Вера Борисова? Как он поведет себя, когда узнает? Ведь если она ему действительно нравится, то не должно иметь значения ее социальное положение! Да, она просто прислуга в богатом доме Покровских, но от этого она не перестает быть самой собой. Ведь влюбляются не в имя, а в человека? «Размечталась, – одернула себя Вера. – Узнай он, что ты моешь полы и стираешь белье Покровским, и тут же забудет о тебе». Разве может такой, как Саид, влюбиться в такую, как она? Ему бы настоящую Веру Покровскую. Нику. Вот кто ему под стать. А рассказать все-таки нужно. Нужно наконец набраться смелости!