— Мы не знаем этого. И никогда не узнаем, — закончил он свою мысль.
Наступило тягостное молчание. У меня было такое чувство, будто я заглянул в приоткрытую дверь, куда раньше мне не было доступа, и увиденное оказалось пугающе мрачным.
— Здесь все сложно, — повторил свои недавние слова Мартынов. — И очень грязно. Мы только слегка копнули, и началось — Загорский, Кожемякин. — Он невесело усмехнулся. — Вот подожди, мы еще и до остальных доберемся — и до Демина, и до Светланы этой.
Я нахмурился.
— Ты не хмурься, — сказал Мартынов. — Это я уже к делу перехожу. Докажем ли мы вину Кожемякина — большой вопрос. Поэтому у меня к тебе просьба: ты присмотрись повнимательнее к этим двоим: и к Светлане и к Демину.
— Они уже все знают.
— Что они знают? — не понял мой собеседник.
— Что я не просто так появился в самсоновской группе.
— Ты раскрылся?
— Да.
— Сам?
— И не боишься ответственности? Ты не имел права этого делать.
— А мне плевать.
— Тебя же начальство со света сживет за это.
— Я ухожу из полиции.
Мартынов посмотрел на меня долгим взглядом, будто увидел впервые.
— Не совсем понимаю, — признался он. — Но о причинах догадываюсь. Что ж, дело твое. Любой выбор надо, уважать. Хотя лично мне ты, конечно, очень усложнил жизнь.
— Сочувствую. Но я думал, что дело сделано, и готовился к отъезду.
Он снова посмотрел на меня долгим взглядом:
— Ты действительно по собственной воле решил все рассказать?
— Да.
— И как они к этому отнеслись?
Я неопределенно пожал плечами.
— Понятно, — сказал Мартынов. — Уж лучше бы не говорил, наверное.
— Нет! Только так!
— Я начинаю тебя уважать. Я бы, например, не решился.
— Я не герой, просто надоело притворяться.
— Ну хорошо. Давай вернемся к делу. Как думаешь, чем еще можешь помочь нам?
— Теперь уже ничем. Я уезжаю. У вас и без меня все получится.
Я хотел подсластить пилюлю. В дверь постучали.
— Войдите! — сказал Мартынов.
Это была Светлана. Она поздоровалась с Мартыновым и со мной как ни в чем не бывало, но в ее глазах я увидел молчаливый вопрос.
— Я пойду, пожалуй, — сказал я.
— Ну почему же? Останься, — предложил Мартынов.
Его предложение можно было расценивать как приказ.
— Давненько мы с вами не встречались, — сказал Мартынов Светлане.
— А я и не скучала.
Мартынов засмеялся, оценив ответ. В этом кабинете немногие, наверное, шутили.
— Что ж, значит, наша встреча будет краткой, — сказал он. — Вот только выясним с вами кое-какие подробности. Тот самый вечер — вы понимаете, о чем я говорю…
Светлана кивнула, делаясь строже лицом.
— Вы поссорились со своим мужем. С бывшим мужем.
Светлана снова кивнула.
— И вы оказались в ванной комнате.
— Да. Я уже рассказывала об этом. Тогда разревелась как девчонка, и мне надо было заняться собой.
— В ванную комнату заглянул Евгений. — Мартынов кивнул в мою сторону. — Предложил возвращаться в Москву. Вы вышли из ванной и где кого обнаружили?
— В гостиной.
— Там присутствовали все?
— Не было Сергея. — У Светланы дрогнул голос. — И, кажется, Загорского.
— Загорский был в кухне, — подсказал я.
Но Загорский волновал сейчас Мартынова меньше всего.
— Ладно, это я понял, — сказал он. — Но Демин и Кожемякин были в гостиной?
— Да, — ответила Светлана.
— А вот до гостиной, раньше, вы когда в последний раз видели Кожемякина? Когда все были за столом?
Светлана задумалась, вспоминая. А я даже затаил дыхание. От ее ответа сейчас зависело больше, чем это она себе представляет. Если она не подтвердит слова Кожемякина — тому почти наверняка уже не отвертеться. Только Светлана могла дать ему алиби. Не железное, но в его положении выбирать не приходилось.
— Ну почему же за столом? — задумчиво сказала Светлана. — Он заглядывал ко мне в ванную комнату.
— Когда? — глухим голосом спросил Мартынов.
Я представлял себе его состояние сейчас. Все рушилось, и ничего нельзя было поправить.
— Точно не скажу, — ответила Светлана. — Мы разругались с Сергеем, я зашла в ванную комнату, и почти сразу туда заглянул Кожемякин. Он испугался, застав меня плачущей.
— Почему вы решили, что он испугался? — уточнил Мартынов.
— У него лицо такое было, знаете… — Она замялась, подыскивая определение. — Не совсем обычное.
Все совпадало. Иным лицо Кожемякина и не могло быть. Его тошнило, и он безуспешно пытался найти укромное место.
Мартынов все больше мрачнел. Для него теперь все начиналось сначала, а время шло, уходило, таяло, а вместе с ним — и надежды на то, что все очень скоро раскроется.
— Что же вы раньше не сказали? — не сдержался он.
— О чем? — округлила глаза Светлана.
— О том, что Кожемякин заглядывал в ванную?
— А это так важно?
Мартынов тяжело вздохнул. Для него сейчас все было важным.
Глава 51
— Мне кажется, дело никогда не будет раскрыто, — сказал я.
Это было жестоко, но Светлана сама попросила меня об откровенности. Мы ехали в нашем фургончике, это был последний осколок прежней жизни. Светлана держалась за руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Извини, — сказал я.
— Ничего.
Долго ехали молча.
— Почему? — вдруг спросила Светлана, словно наш разговор и не прерывался.
Спрашивала, почему убийство не раскроют.