— Как вам жилось? — осведомился я и повел рукой по сторонам, как будто предлагая выйти за эти стены в окружающую нас жизнь.
— Нелегко, — признался Виктор. — Даже тяжело. Но я знал, что это — не мое. Я догадывался. У меня другая судьба. И я ждал, что час пробьет.
Я кивнул, давая понять, что вот пришло его время.
— Сейчас вы войдете во «временной коридор». Дорога не займет много времени. Впереди вас ждут трон и императорские заботы.
Он поджал губы, выражая свою готовность к возложению на него тяжкого бремени царских забот.
— Сюда! — указал я на кресло. — Прошу!
Он немного побледнел, но выполнил мгновенно мою просьбу.
— Там, в прошлом, я буду с вами, — подбодрил его я. — Я ваш адъютант.
— То-то я вижу — мне ваше лицо знакомо, — признал меня Виктор.
Я не стал его разубеждать: конечно, мое лицо было ему знакомо по последним выпускам нашей программы.
Вновь появился человек, несколько минут назад встречавший нас у входа. Виктор уже полулежал в кресле,
— Готовы? — спросил я его.
— Минуточку! — всполошился он, обводя взглядом павильон и всех, кто в нем находился, как будто хотел унести с собой в прошлое частицу этой жизни.
Но нет, эта жизнь все-таки не очень ему нравилась. Он улыбнулся — улыбка была печальной — и с чувством сказал:
— Как хорошо, когда оно вот так вот!
Наверное, хотел сказать, что рад возможности распрощаться с этой жизнью, которая была ему совсем не по нутру, и окунуться в другую, где ему, по смутным воспоминаниям, было много лучше.
— Пора! — поторопил я.
Он кивнул. К нему подступился наш гипнотизер. Через несколько минут все было готово. Виктор лежал в кресле, закрыв глаза, и размеренно дышал, так что был похож на спящего.
— Проблем не будет? — обеспокоился я. Гипнотизер покачал головой.
— Он сейчас что-нибудь слышит?
— Он слышит все. Но все забудет, когда очнется по моей команде.
В павильоне уже появились люди, до сих пор скрывавшиеся от глаз нашего героя. Ко мне подошла Светлана.
— Ну как? — осведомился я.
— Звук нормальный.
— Я не о том, — засмеялся я. И она, поняв, тоже засмеялась.
— Все в порядке, Женя.
Взъерошила мне волосы.
— Но еще посмотрим, каким он будет императором.
— Хорошим. Я в него верю.
Кресло с Виктором уже катили в соседний павильон, где был воссоздан интерьер императорской спальни. Там его уложили в кровать, предварительно переодев в ночную рубашку. Гипнотизер ходил по павильону, нервно похрустывая пальцами, и торопил.
— Не надо затягивать! Пора его возвращать!
Я быстро переоделся в костюм гвардейского офицера. «Спальню» уже покинули все посторонние. Оставались: император Павел, я — его адъютант и гипнотизер. Очень скоро Павел начал пробуждаться. Гипнотизер ушел. Мы остались вдвоем.
Павел Первый открыл глаза и увидел нависший над ним балдахин. Некоторое время он лежал неподвижно, пытаясь понять, где он находится. Наконец повернул голову и увидел меня. Я щелкнул каблуками. Звякнули шпоры.
—
Император смотрел на меня с сомнением и подозрительностью.
— Прикажете одеваться? — спросил я.
Павел только сейчас заметил, что на нем ночная рубашка. Я щелкнул пальцами. Опочивальня тотчас наполнилась людьми в расшитых камзолах. С буклей их париков сыпалась взаправдашняя пудра. Они принялись облачать императора в панталоны и мундир, а я между тем, не давая Павлу времени на размышления, уже вводил его в курс государевых дел.
— Посол гешпанский и посол аглицкий просят аудиенции у вашего величества.
Я отвлекся от содержимого сафьяновой папочки и выразительно посмотрел на своего императора.
— Не сегодня, — после некоторого раздумья ответил Павел.
Я видел, что он еще не сориентировался и вряд ли понимает, что происходит вокруг него.
— Несколько указов, ваше величество, ожидают вашей подписи. Указ о беглых крестьянах. Указ о Синоде. Указ о смещении астраханского губернатора.
Я протянул императору папку с указами. Он всмотрелся в аккуратную вязь непонятных для него слов, и что-то в нем, как мне показалось, дрогнуло.
Начал верить, что все происходящее — не сон. А я уже протягивал ему гусиное перо — для подписи. Слуги мешали, и он отстранил их осторожным, совсем не царским, жестом.
— Где подписать? — спросил он у меня. Подпись поставил там, где я указал. Вывел не твердой рукой: «Павел». Подумал и добавил: «Первый». Чтоб историки не запутались, наверное. Один указ. Другой. Третий. Когда он поставил последнюю подпись, я быстро выхватил папку у него из-под руки.
— Еще графа Кружилина прошение, — доложил я. — Из Шлиссельбургской крепости пишет, просит ваше величество о снисхождении.
— А что там такое с этим… как его…
— С Кружилиным, ваше величество. К повешению приговорен.
У нашего Павла округлились глаза.
— За что? — спросил он, подумав.
— За казнокрадство, ваше величество.
Павел в нерешительности пожевал губами. И не хотелось вмешиваться в ход событий, случившихся до него и явно без его участия, и в то же время не мог решиться на отказ выслушать доводы приговоренного к смерти.
— Когда?
— Что когда, ваше величество?
— Повесить его когда должны?