Так умирают короли

Нас привезли к уже знакомому мне зданию прокуратуры. Я видел, как из остановившейся впереди машины выдернули окровавленного Кожемякина и ввели в здание. Потом наступила моя очередь. Меня препроводили в один из кабинетов и оставили в одиночестве. Минут через десять появился Мартынов. Он вихрем ворвался в кабинет и плюхнулся на стул передо мной:

— Рассказывай!

Я рассказал все, что знал. Мартынов нервно потирал ладони и вообще выглядел неимоверно возбужденным.

— Так, — пробормотал он. — Так-так-так.

Я напомнил ему об эпизоде, случившемся в день убийства, — когда Кожемякин вывернул со стороны гаража, в котором очень скоро сам и обнаружил труп Самсонова. Мои слова прозвучали как упрек Мартынову — за его недальновидность и нерасторопность, но он, к моему удивлению, не обиделся и не смутился. Засмеялся и похлопал меня по плечу, как будто знал что-то такое, Что было неведомо мне.

— Хорошо, — сказал он напоследок. — Оставайся здесь. Ты еще понадобишься.

Он направлялся к Кожемякину. У того наступало горячее времечко.

— И еще! — сказал я, прежде чем Мартынов успел уйти. — Я узнал того парня, который сидел за рулем иномарки. Это один из тех двоих, что приходили тогда к Самсонову в кабинет. Помните, я рассказывал? Они ушли, а Самсонов вытирал с лица кровь,

— Да, помню, — кивнул Мартынов. — Что ж, все сходится.

И снова потрепал меня по плечу.

— Ты думал, мы про Кожемякина забыли? Мы вели его все это время. Эти ребята, «топтуны»…

— Какие «топтуны»? — не понял я.

— Из наружного наблюдения, которые следили за Кожемякиным, — это они вас разняли там, у «высотки».

— И совершенно напрасно разняли, — возмутился я.

— Самое неблагодарное дело — это самосуд, — наставительно сказал Мартынов.

Я не очень был с ним согласен, но на всякий случай промолчал.

Долгие несколько часов обо мне никто не вспоминал. Только около четырех в кабинет вошел невысокий крепыш с тронутыми сединой висками.

— Сейчас будет опознание, — сказал он. — Мы доставили того парня, из иномарки. Вполне возможно, что именно его вы видели в день, когда неизвестные приходили в офис к Самсонову.

— Да это он! — сказал я убежденно.

Мой собеседник развел руками, давая понять, что заранее готов со мной согласиться, но процедура есть процедура.

— Там будут присутствовать несколько человек. И один из них — ваш старый знакомый.

Он подумал и добавил:

— Возможно.

Старался соблюсти правила.

Я с готовностью кивнул. Почти сразу на столе зазвонил телефон. Мой собеседник поднял трубку и сразу обернулся ко мне:

— Нас ждут.

Мы прошли по коридору, и мой провожатый ввел меня в кабинет, в котором оказалось неожиданно много людей. Несколько человек сидели на стульях у стены — на них я поначалу даже не обратил особого внимания, другие теснились у двери и у окна. Мартынов сидел за столом, из чего я заключил, что он здесь главный. Он объявил о том, что сейчас произойдет процедура опознания и что понятые, присутствующие здесь же, должны быть тому свидетелями, после чего мне было предложено взглянуть на людей, сидящих у стены, — нет ли среди них кого-нибудь, кого я видел прежде. Тогда я понял, что эти, у стены, и есть главные действующие лица.

«Своего» я узнал сразу. Он сидел вторым слева и при всей своей угрюмости имел довольно спокойный и даже равнодушный вид. Он меня не узнал, потому что вряд ли запомнил нашу мимолетную встречу в тот не очень приятный для Самсонова день.

— Вот! — сказал я и ткнул в равнодушного. Он встрепенулся и обеспокоенно завертел головой.

— Где, когда и при каких обстоятельствах вы видели этого человека? — спросил у меня Мартынов.

Я рассказал. Мой «знакомый» изменился в лице, и равнодушия в нем теперь совершенно не угадывалось.

Когда все закончилось, я вышел в коридор. Никто не сказал мне, могу ли я уйти. Примерно через четверть часа вышел из кабинета Мартынов. Он выглядел крайне озабоченным и неимоверно куда-то спешил, но, увидев меня, все-таки остановился.

— Что там? — спросил я.

— С ним придется повозиться. — Мартынов махнул рукой. — До самой ночи, а то и дольше.

— Не признаются?

— В чем? — уточнил Мартынов.

— В убийстве.

— В убийстве — нет. Твой знакомец, — кивнул на дверь кабинета, — тот вообще все начисто отрицает. А Кожемякин уже поплыл, но его пока хватает только на признание в соучастии в вымогательстве. Якобы они сообща хотели сделать Самсонова немного беднее, а об убийстве речь даже не шла. Тактика понятная, Кожемякин законы знает, и для него не секрет, что за убийство Самсонова ему гарантирована «вышка». Поэтому держаться будет до последнего.

У Мартынова затуманился взгляд, и он хрустнул пальцами.

— Так вы его с самого начала подозревали?

— Ну конечно, — буркнул Мартынов. — И его, и ту парочку, которую ты видел у Самсонова в кабинете. Только мы до поры не связывали их вместе. Думали — или Кожемякин, или те двое. А оказалось, что они заодно. — Мартынов хлопнул меня по плечу: — Иди домой, Женя. Завтра созвонимся.

Я развернулся и пошел по коридору.

— Эй! — крикнул мне в спину Мартынов и сказал, когда я обернулся: — Спасибо тебе!

— За что?

— За то, что помог.