Так не строят!

И ведь не в первый раз… Не так, как нынче, но было, было… А еще на них грешил – под лед… Да они святые, что тебя, дурня, до сих пор без Нинеи в ту полынью не спустили! Вот тебе и просто властвовать! Делать-то чего, а? Эх, нажратся бы сейчас, горюшко залить… А и нажрусь! Стой, нельзя! Ох, мать моя, как быть? За что ж мне такое?»

Вот так и шёл плотницкий старшина, глядя перед собой невидящим взором, и только бормотал что-то неразборчивое себе под нос время от времени. И бог знает, куда бы завели его гуляющие сами по себе ноги, если бы на их пути не встал во всей своей силе и славе Швырок, во Христе Питирим, приходящийся Сучку двоюродным племянником, а также подмастерьем, вечной головной болью, чучелом для оплеух и соперником по части блудливости.

– Ай, дядька Сучок, за что?! – взвизгнул изогнувшийся литерой «глаголь»[29] парень (а в какой позе ещё прикажете рыть канаву), когда колено плотницкого старшины, прущего не разбирая дороги, впечаталось в его тощий зад.

– А? Чего? Швырок? – Сучок суматошно зашарил глазами по окрестностям. – Прости, племяш, зашиб я тебя?

– Ой! – Швырок открыл рот и сел на пострадавшую задницу. – Дядька Сучок, прости! Не со зла я! Мне дядька Гвоздь сказал тут… эта самое, рыть! Ты не подумай! Я тут и рою, а Глашка просто мимо проходила!

«Тьфу ты, правду Шкрябка про него давеча говорил! Да и про меня тоже… Но ведь обломал же меня старый Калистрат!»

– Да ладно, Пим, задумался я и тебя не заметил, ты работай, а я пойду, – плотницкий старшина махнул рукой и направился за ворота в сторону лесопилки.

Швырок, свесив челюсть до земли, так и остался сидеть, вперив взгляд в то место, где скрылся за поворотом внезапно подобревший дядюшка…

А дядюшка дошагал скорым шагом до лесопилки и засел в той самой горнице, где в недавние времена подаренная Буреем яблоневка положила начало нынешнему положению дел. Для начала плотницкий старшина в несколько глотков выхлебал здоровенный ковш квасу, витиевато выругался, вытер взмокшую лысину и в изнеможении опустился на лавку. Посидел некоторое время, бесцельно шаря глазами по стенам, ещё раз выругался, запалил лучину и выудил из-за пазухи пергамент с чертежом требушета.

«Задачку мне Лис задал! Эх-ма! Вот не думал, не гадал, что в воинские люди попаду… А и чем я хуже? Вот излажу тебу… тьфу, вечно у Лиса словечки, камнемёт этот – и ага! Мож, и часть долга Лис скостит? Он такой, за добро – добром…»

Сучок ешё раз взглянул в чертёж, поднялся, подошёл к печи, выбрал подходящее полено и, ловко орудуя топором, распустил его на ровные плашки, отнёс их на стол, а сам полез в сундук за инструментами для тонкой работы.

«Вот сейчас чего-то да сделаю… Вот-то народ удивится – старшина в игрушки играет! Ан, шалишь – не игрушки это! Вот и свёрлышки, вас-то мне и надо! Посмотрим, как оно выйдет… И мысли всякие-разные в голову за работой не лезут! Авось я франкских мастеров не хуже, и артель моя тоже!»

Мастер вернулся к столу и принялся остругивать плашки, заглядывая время от времени в чертёж. Остругивал, смотрел, примерял, отрезал, подгонял и так увлёкся работой, что принялся даже что-то напевать себе под нос.