В самый канун нового, 1989 года, который как раз и должен был ознаменоваться пуском нового участка пути, мы с Олег Юрьевичем направились ознакомиться и лично проконтролировать последние приготовления. Да, я понимаю, что этот нехитрый сюжетец уже порядком навяз у читателя в глазах, «пошли», «поехали», «сели во дворе»… но что поделаешь, если память упорно возвращает именно к этим вариациям! Да ничего. Ничего тут уже не поделаешь. И никогда…
Декабрьский вечер выдался чудесен. Оно и вообще чудесно, когда встречаешь старого друга, а если уж и погода благоприятствует… а она благоприятствовала. Глобальное потепление климата все увереннее вступало в свои права, декабрь выдался теплый, слякотный – но в тот день как раз слегка подморозило, и мягкий снег неспешно и неслышно ложился на ветви спящих деревьев. Ночь перед Рождеством, не иначе – тем более что в пересчете на западный стиль так оно и было.
Инспекционный поход аккурат с площади Савеловского вокзала и начали. Осмотрелись, прикинули, где теперь, возможно, будет конечная остановка автобуса, достаточно ли удобно. Затем приблизились к разверзшемуся жерлу подземного перехода. Работяги вокруг, облаченные в оранжевые жилетки, лихо кидали дымящийся асфальт прямо в свежевыпадающие атмосферные осадки – и тут же кое-как укатывали.
– М-да, – с сомнением и видом признанного специалиста констатировал Олег Юрьевич. – Этак он у них долго не продержится…
– Но ведь это не главное, – ответил я. – Дойдем уж как-нибудь. А то у нас осенью, поди, чище, как на Шоссе топать! Не говоря уж про Платформу, если до электрички…
– Это точно!
Сошлись в итоге на «твердом четыре» и пошли дальше. Куда-то туда, задворками Бутырского рынка с нагромождением деревянных ящиков и опрокинутых контейнеров… не важно, куда идти, если идешь с другом и можно вести серьезный, мужской разговор. По-настоящему серьезный! С сентября Олег Юрьевич перешел на котловое довольствие в прославленное СПТУ № 145, выковавшее за свою историю не одно поколение рабочей косточки и назидательно и предусмотрительно расположенное неподалеку от Школы милиции. На самом деле я ему по-хорошему завидовал: все же серьезный шаг и новый уровень, и профессия на руках, и стипендию, он говорил, платят, копейки, но тем не менее, и форма, но уже не школьная, а какая-то такая, с шевронами, а ты по-прежнему какой-то несерьезный «школьник», в то время как твой ровесник и однокашник – уже натуральный… э-ээ… натуральный…
– Олеж, а я все хотел спросить тебя… Вы там как называетесь? Ну, в смысле… ну ты понял!
– Курсанты! – гордо ответил Олег Юрьевич. Затем остановился, повернулся ко мне, скорчил дикую рожу и по-обезьяньи изогнул руки и ноги: – Видал курсанта?!
– Ага! – и мы захохотали.
– А эти самые… ну которые… Ну ты тоже понял!
– Эти – мастера. Мастера, – с важным видом пояснил Олег Юрьевич и неожиданно продолжил: – У нас по автоделу мастер – такой дурак, ну ты просто себе не представляешь! Даже хуже нашего Александра, тот хоть по делу чего-то соображал, а этот…
Признание на самом деле дорогого стоило. Как-то в дебюте восьмого класса вышел у Олег Юрьевича с Александром Васильевичем незначительный трудовой спор, в итоге едва не приведший к тому, что на упомянутое довольствие миноритарный акционер мог перейти почти на год раньше планового срока… громкое было дело!
– …так этот вообще! Проходили тогда подвеску ЗИЛа сто тридцатого, и ты представляешь… – и Олег Юрьевич посыпал диковинными терминами типа «шрус», «сайлент-блок» и «передний хомут пальца сухаря», которые в совокупности должны были доказать полную некомпетентность наставника в преподаваемом им предмете. Я, хоть и ни слова не понял, сразу с готовностью закивал головой: на самом деле у меня никогда не было поводов усомниться в правоте Друга…
А потом забрели на дальнюю сторону стадиона «Динамо». Главная арена маячила вдали на фоне черного неба. Где-то там, как раз с этой, судя по всему, стороны располагался ее девятый, «борцовский» подъезд… и я сразу вспомнил все, что там когда-то со мною случалось. Это сколько же я уже его не навещал? О, так выходит, два с половиной года почти! Два с половиной, целая вечность! Во время-то летит… Надо бы заглянуть, что ли, как-нибудь к Дмитрию Владимировичу, спросить, как дела, то да сё…
За мутным стеклом соседнего корпуса угадалась крытая хоккейная площадка. Все-таки я люблю хоккей.
– Зайдем, посмотрим?
– А и зайдем!
Мы вошли и пристроились сбоку на невысокой трибуне – в то далекое время можно было запросто зайти куда угодно. На желтоватом льду носились маленькие хоккеисты, одетые в самую настоящую форму и смешные огромные маски на шлемах. Маленькие, но шайба была уже взрослая, и крошечный вратарь метался в самых настоящих, сто двадцать на сто восемьдесят воротах! Выстроившиеся вдоль борта родители начинающих звезд беспрестанно и громогласно сыпали ценными указаниями, напрочь заглушая аналогичные потуги тренера. Наконец тот, отчаявшись, видимо, достучаться до сердец, дал пронзительную трель свистка и выкрикнул из последних сил:
– Все, восьмидесятый год! Закончили! В понедельник, в шесть тридцать, жду…
Восьмидесятый год! Мы как раз почти только переехали, пошли с мамой в поликлинику, я ждал ее в регистратуре, и тут внесли новорожденного в кульке, видно было, что совсем малютка, только вылупился, и его мать держала карту, и в ней значилось «1980 г. р.». А уже погляди-ка – не только ходят, но и играют как всамделишные! И по пятеркам, и смены, и даже удаления! Говорю же – летит, летит, не успеешь оглянуться!