Так навсегда!

В среду на «разбор полетов» я не поехал. После подобных матчей мы всегда общественно анализировали наши партии. Представить, что надо будет выйти к большой магнитной доске и при скоплении всего честного народа продемонстрировать ЭТО… нет, сие было выше моих сил. Такая стыдоба! Посему я остался в зале с Пикчерским, и мы самозабвенно поработали над «кубиками» пресса под удовлетворенными взглядами Дмитрия Владимировича и Константина Хрящикова. Мол, гляди-ка — взялся за ум наш Каспаров! Дошло наконец-то! Качай его, качай! Но домой все равно было ехать еще рано. Я отправился в парк, прочитал там на скамейке какой-то учебник, что вообще само по себе было удивительно, так как все учебники я прочитывал строго в период от их выдачи и до первого сентября… и только уже окончательно продрогнув в темноте, пустился в обратный путь.

К Юрию Ароновичу я так и не вернулся. Справедливости ради отмечу, что упомянутого Каспарова из меня все равно бы не вышло.

Хотя — все это ерунда на самом деле.

Алеша Шакурнов возвращается в класс! Он уже достаточно окреп за прошедший после операции год и может дойти до школы почти без костыля. Учителя, когда спрашивают, разрешают ему не вставать с места, но он все равно встает, и кряхтит, и как-то худо-бедно стоит и отвечает. И одноклассники, а также представители линии «Б» атакуют меня любопытственными вопросами: «Ну че, он как — на протезе? А ты видел? И какой он из себя?» Как будто я столько протезов видел в своей жизни… Ну какой-какой… Обыкновенный. «А он на ночь его отстегивает?»

Зимой Алеша даже снова выходит играть в хоккей. Конечно, стоит на воротах, но ворота же — деревянный ящик, так что сгодится. Тем более что мы даем ему молодых пацанов, уже есть кто-то, кто младше нас самих, но зато их больше. И они даже ведут в счете! И тогда я хитро щелкаю Алеше под «опорную» ногу… вернее, не ногу, а… И я знаю, что нечестно, он же не может пошевелить ей… Неспортивно, конечно, если по совести. Но я утешаю себя тем, что он и раньше-то, на живой ноге — и то вряд ли бы среагировал.

А еще у меня скейтборд, дико актуальная новинка, их видали пока в основном только по телевизору. И я пытаюсь кататься, как показывают на экране, дома: на улице же зима. Получается не очень, толком негде разогнаться, да и скрип по полу чудовищный. И тогда я просто усаживаюсь на него, и Алеша со всей силы толкает меня вперед. Черт, вот силища-то, так, пожалуй, и Пикчерскому не толкнуть! И я лечу вперед, воображая себя отважным бобслеистом, несущимся в ледяном желобе трассы, и виляю из стороны в сторону, как на виражах, и наконец эффектно заваливаюсь на бок, чтобы не врубиться в балконную дверь, прям красивое такое падение, не группируясь, раскинув руки, эх, и Алеша смеется, и опять запускает меня…

Летом будем выходить кататься вместе, пусть разгоняет уже по асфальту, покуда не научусь сам.

А однажды…

А однажды я вижу, как где-то там, вдалеке… далеко, от раздевалки до кабинета директора и учительской, где торчит бюст Ленина, — очень далеко! Еще совсем недавно от «младших» вешалок до «старших» дойти — и то целое приключение. Это потом школа уменьшится, придешь на выборы, заглянешь перед свободным волеизъявлением в импровизированный буфет с бутербродами, и вроде участок твой в самой дальней рекреации — а пролетаешь за два шага… но пока — далеко.

Но я все равно вижу, как там, вдалеке, Алеша Шакурнов выхватывает по ушам от шестиклассника Ерофеева.

Ну, не сильно выхватывает. Хотя и не слабо. Так, средней тяжести выхват. И нет сомнений в том, что Алексей предварительно «вырубался», сиречь демонстрировал недостаточную субординацию и чинопочитание по отношению к старшему товарищу, это в его характере, то есть, по школьным понятиям, выхватывает теперь справедливо. Да и здоровый этот Ерофеев, тут и Пикчерский, пожалуй, призадумался бы, и то ли нос у него переломан, как у боксера, то ли уши смяты, как у «вольника», да все знают. Да и мне, ну как увидеть с такого расстояния, весь коридор в народе, кабы не лети я в прыжке прямо с пятой ступеньки вниз, да и пока еще дойдешь… Но надо бы подойти, надо бы сказать: «Ероша, ну что же ты делаешь, мудила ты грешный! Ну парень же без ноги, ну вся школа же знает, даже “бэ”, уж на что без головы, но все-таки… ну мало ли там что…» Надо… надо…

Вот за это мне по-настоящему стыдно, стыдно сейчас и стыдно будет всегда.

С***н

Весна! Даже не весна — уже почти лето, и, как ни странно прозвучит — уже целая половина школы позади! Окончен пятый класс, и у нас уже самая настоящая «практика», как у больших, и мы самозабвенно окапываем, подрезаем и красим зеленые насаждения в экологичный и приятный глазу вонючий белый цвет. И Дмитрий Владимирович Серпорезюк торжественно объявляет меня в списке тех, кто поедет в спортивный лагерь. А спортивный лагерь — это уже не просто тренировки, шаляй-валяй, хочешь пришел, хочешь нет — это самые настоящие «сборы». А «сборы» — это уже этап. Это уровень, если хотите знать.