Читаем Так говорил Ихтиандр полностью

Так говорил Ихтиандр

Закат субботы, людской круговорот у «Техноложки», Надя пропала не попрощавшись, я беру Наташу за руку, мы продираемся к ларькам.

У нее строгая хозяйка, у которой она снимает комнату, даже вроде, как дальняя родственница. Но сегодня ее нет, уехала на Украину. И мы с Наташей договорились, в первый раз за эти годы о чем-то договорились.

Я хочу взять пива, Наташа мотает головой.

– Поехали, там все купим.

Она живет у Московского вокзала, две остановки на метро, всегда покупает жетоны, я ей как-то говорю:

– Купи карточку, ты же экономная.

– Та не, а вдруг кассирша паспорт попросит, а у меня регистрации нет, милиции вокруг…

Старая квартира, центр, я редко бывал в гостях в центре, сам всю жизнь прожил в Купчино. Потрясающий вид, крыши железные, ржавые зеленые, красные, мансарды, чужие окна так близко. Заросли антенн, купола соборов Казанского, Исакия, и далеко синий, это наш Троицкий.

Я нашел стаканы, убрал со стола в сервант книги, калькулятор, накладные, уселся у окна. Наташа гремела посудой на кухне, крикнула:

– Борщ будешь?!

– Спрашиваешь…

– …Сергей, как нажрется, давай все в окно выкидывать, центр музыкальный, посуду, телевизор, потом ходит все собирает. Мы тогда в поселке жили, в отдельной квартире, хорошо не высоко, второй этаж. Музыкальный центр жалко, кто-то подобрать успел, красивый такой был, летал хорошо. О, Боже, а как куканил! Я там медсестрой в поликлинике работала, прихожу один раз со смены, а муж мой на полу валяется, вся майка разодрана, а из груди нож кровавый торчит. Я как заору на весь дом! А он встает, отряхивается – тише дура, я пошутил. Сам майку порвал, красной краской испачкался, нож сломал и к груди, вот сюда прилепил. О, дурак. А я ору, не могу успокоиться.

– Сумасшедший.

– Это был его последний кукан, собрала вечером свои вещи и уехала к родителям. Сейчас на шахту опять устроился, сестра его звонила.

– Ты тоже, помню, такая дура была. Кричит на весь рынок, носится туда-сюда, коса до жопы.

– А сейчас?

– Сейчас ничего.

Пиво закончилось, на часах половина двенадцатого, небо черное, без созвездий, свет горит во всех окнах, куда ни глянь, шевелятся тени, весь мир спрятался за занавески, огромный город не спит в субботу.

Наташа выключила телевизор, сняла рубашку и джинсы.

– Дим…

– Ты же знаешь, нам некуда идти.

– Мы в первый раз здесь, одни, у тебя нет других слов?

– Не буду больше, только про нас не говори никому, пожалуйста.

– Дима, ты ей больше не нужен…

Тихо в воскресение утром, ни машин, ни людей. У первых ворот рынка грузчики чихают от раннего, яркого солнца, пердят с похмелья.

– Бля, нажрался вчера.

– Зачем на ночь-то?

– Адчжхы-ы-ы!!!

Маленький Вовочка жахнул, как из гаубицы, Алмас выронил тряпки, матюгнулся в свою палатку, повернулся к грузчикам, закивал башкой, мол, будь здоров, дорогой.

– Что б ты сдох!

– Спасибо, друзья!

– О Димон идет.

– Димон, дуй за пивом.

– Скидываемся…

Гришка "американские колготки" уже торгует, у него оптовичка тетя Лампа, с ней вечно возня. Лампа не доверяет калькуляторам, любые суммы считает в уме. Алмас выглянул из палатки:

– Ты как думаешь, сегодня торговля будет?

– Будет, конечно будет.

– Не вижу, пока одни старухи ходят мозги ебут.

В туалете радиоприемник пропиликал семь утра, Гришка зовет меня перекурить это дело.

– О, бля, китайцы идут. Здравствуйте товарищи гуманоиды, нихау.

Китайцы радостно кивают в ответ.

– Нихау, нихау, мянь – минь.

– Торговал в прошлый понедельник на дальней точке, как американский солдат во вьетнамском плену, весь день – хуянь-мянь.

В туалете радио включили, доносится мелодия Нино Рота тема к кинофильму «Крестный отец».

– Слышь, Алмаз, откуда музыка, знаешь?

– Из сортира.

Мы ржем, Алмас раздвигает свои тряпки.