Пишет маме СМС, с трудом находит нужные слова, отправляет. Можно идти. Но что он там делает? Настя видит, как Антон пишет, пишет, пишет в том самом блокноте, будто растягивает на бумаге невидимую пружину, как стержень авторучки догоняет ускользающую нить вдохновения. И Настя понимает, что ему сейчас не до нее, что происходит что-то важное и лучше не мешать, не отвлекать. Пришел его друг с подносом, и ей тоже холодно и голодно, хочется пива и сочный пирог с мясом. Она вошла в закусочную, присела за первый пустой столик.
– Что ж, посидим немного.
И раскрыла книжку, стала читать:
– Моя мать всю жизнь метала икру,
а отец ходил дрочить в реку.
А если б он в курятник ходил,
я бы сейчас кукарекал.
Так говорил Ихтиандр.
Отцовская страсть к алкоголю во мне,
умножилась неоднократно-
позавчера я плавал в вине,
бухал туда и обратно.
Мне тяжело говорить с людьми,
звуки выходят утробно,
жабрами можно и пить и курить,
а говорить неудобно.
Так говорил Ихтиандр…"
НАД ТРОИЦКИМ НЕБОМ ОРАНЖЕВОЕ НЕБО
– От таракам – муравьям, высокоэффективное, универсальное средство. От таракам – муравьям…
– Обувь мужской – жэнский, все модэл…
– Куртки осень – зима, с лазерным напылением.
– А чье производство?
– Москва – Италия.
– Москва – Кассиопея!
– Девушка, это чей кожа?
– Скидочку, девушка.
– Хозяйка…
Суббота. Толпа фигачит сплошным потоком, семьями, парами, мужики в костюмах, будто на свадьбу. Наташа молотит, как у станка, вся в липких ценниках, оранжевые пятнышки даже на спине, ботинки сыпятся в соседнюю палатку.
– Девушка есть хорошие кроссовки?
– Есть модель «спреньди», она хорошая сама по себе…
– Что это за цена? Хоть полтинник, девушка!
Я грузчик, скоро мне бежать на склад еще за товаром, а пока принес коробочку с пловом и стаканчик с чаем.
– Наташа, я тебе обед взял.
– Спасибо, я чуть кони не кинула, торгуй давай.
– Молодой человек, какой размер?
– Мерить надо.
– От таракам – муравьям…
– Что спустишь на эти кроссовки?
– Я не хозяин, Наташа…
– Ой бля, ждите оргазма.
– Хохлухи совсем оборзели.
Мужики поддатые, смеются, толпа понесла их дальше, к павильонам.
– Надоели, что скинешь, что сбросишь, спустишь…
Напротив нас палатка «Американские колготки», там всегда завал, в любой день, Гришку даже не видно, только колготки фонтаном.
– Сынок…
– Не надо пихаться, дама! Мальчик, мне поэластичней чего-нибудь. Что вы на него орете?
– Я не ору, я спокойно…
– Он тут за сто рублей стоит, думаете большая радость торговать. Конечно. Спасибо молодой человек.
– Если б вы, дама, узнали, сколько мальчик зарабатывает только за субботу, повесились бы на этих эластичных колготках.
– Ай, не стыдно вам…
– Пожалуйста, куртки Москва – Италия.
– А чье производство?
– Материал харьковский, пошив московский.
– Да, ну – блестящие…
– Лазерное напыление.
Толпа редеет, мы выползаем из палаток, закуриваем наш сосед справа, азербайджанец по имени Алмас, предлагает всем «Мальборо». Каждое утро он меня спрашивает – как ты думаешь, сегодня торговля будет? Сегодня торговля была, и Алмас поет свою любимую песню:
– Куплю букет и подарю цветов, той девушке, которую люблю…
И смотрит на Наташу, Наташа считает выручку, Наде завидно.
– Сколько сделала?
– Чирик есть, наверное.
– Хуя се! У меня, как будто и не суббота.
– Надь, ты разденься.
Алмас ее передразнивает:
– Материал харьковский, пошив московский, продавец – хахол!
– Ой, балбес черножопый, молчал бы.
– Да, ладно, ладно…
Народ марширует в обратном направлении, на выход, за воротами кто-то плачет.
– Не надо мне ничего! Все, отстань, я сказала!
– В трусах будешь ходить!
– Я, между прочим, тоже работаю…
Смех, рев, трещит скотч. Забегали грузчики со своими телегами, я помогаю Наташе собирать товар в баулы.
Стемнело. Вспыхнули гирлянды ламп на копьях забора, охрана закрывает первые ворота. Наша компания ужинает в кафе на рынке, ждут меня, я задерживаюсь, как обычно. У нас склад далеко, во дворе на Измайловском проспекте, в каком-то гараже.
– Дима, наливай себе, – приказывает Алмас. Мой стульчик единственный свободный, больше мест нет. Cтол заставлен пластиковыми стаканчиками, водка, коробки с соком, пепельницы, Наташа смотрит на меня, в ее глазах ярко отражается люстра…
Алмас завтра едет в Москву за товаром.
– Наташа, что тебе привезти?
– Привези мне аленький цветочек.
– А, что это за модель?
Все хохочут, Алмас обнимает Наталью.
– Поехали с нами.
– Что мне за это будет?
Алмас вскидывает руки и орет в потолок:
– Все сокровища Троицкого рынка брошу к твоим ногам!
– Мне нужно только одно сокровище.
Снова бенгальские огни в глазах…
– Три года я его охмуряю, охмуряется почему-то дядя Алмаз.
– Прекрати.
– Вот так всегда.
Кафе закрывается, непривычно вымерший рынок притих до утра, ветер гоняет по асфальту пустые коробки, мелкий мусор, хлопает козырьками опустевших палаток, и небо оранжевое – оранжевое с ярким осколком октябрьского солнца над гостиницей «Советская», дворники набивают мусором мешки, шуршат метлами. Сторожа запирают за нами ворота, Алмас с земляками идут к стоянке такси, прощаемся с ними до завтра, идем к метро.