Так далеко, так близко…

— Это верно. Он действовал на них гипнотически. Мы с ним не ладили. Я тебе рассказывал. Но нужно отдать должное этому дьяволу. Он притягивал женщин, как магнит. Они просто из себя лезли, чтобы познакомиться с ним. Но он их не поощрял, держался с женщинами очень небрежно. Но, бесспорно, в нем было нечто: внешность, обаяние, блеск. Зов пола. И роковой шарм. Да, это был фатальный человек. И непредсказуемый. Даже отчасти безумный.

— Безумен, развращен, с таким опасно знаться, — задумчиво произнесла Кэтрин.

— Да, похоже, если все это суммировать. Ты хорошо это сказала, солнышко.

— О, это не моя фраза. Это сказала другая женщина задолго до того, как я родилась. В начале XIX века, если быть точной.

— А кто?

— Леди Каролина Лэмб. Она написала это в своем дневнике, после того, как познакомилась с лордом Байроном, поэтом. Она имела в виду, конечно, что Байрон был эмоционально опасен. Он был в Лондоне чем‑то вроде легенды. Слава пришла к нему рано, после того, как он издал в 1812 году «Чайльд Гарольда». Женщины жаждали знакомства с ним, ссорились из‑за него. Хотя он был скорее дичью, чем охотником. Потом леди Каролина закончила свою фразу, добавив: «Это прекрасное бледное лицо — мой рок». Когда она познакомилась с Байроном, у него уже была репутация в лондонском свете — репутация опасного и неотразимого человека. Во всем этом, конечно, большую роль играли легенды и слухи. А они — прекрасные стимуляторы.

— Безумен, развращен, с таким опасно знаться, — повторил я. — Да, это подходит к Себастьяну на все сто.

— И никто не знал, что Себастьян влюблен?

— Похоже, что так. Во всяком случае, я не знал и Люциана тоже. Она бы мне сказала. Любопытно, что он хранил это в тайне.

Кэтрин кивнула.

Мы помолчали.

Наконец, я сказал:

— А ты веришь в хорошие и дурные гены?

— Как сказать. Ты это о чем?

— Может страсть к самоубийству быть наследственной?

— Этого я не знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Единокровная сестра Себастьяна Гленда покончила с собой несколько лет тому назад. Его единокровный брат Малкольм сделал то же самое, насколько я знаю. Он утонул, катаясь на лодке по озеру Комо. Предполагается, что это несчастный случай. Я же думаю, что это не так. Тетя Фиона, другая сестра Себастьяна, стала наркоманкой. Куда‑то исчезла. Давно. Может, и жива. Но, скорее, нет. Плохие гены?

— Я просто не могу ответить на этот вопрос, Джек. Но все это ужасно и воистину трагично.

— Ага. Я — последний. Последний из могикан.

Бровь у Кэтрин поднялась, и на лице появилось насмешливое выражение.

Я ухмыльнулся.

— Я — последний мужчина в нашей династии. Если я не произведу на свет отпрыска. Что вряд ли. А у Люцианы никогда не будет детей.

Кэтрин сидела с задумчивым видом. Потом спросила:

— Тебе не кажется, что это очень грустно?

— Что?

— Что ты — последний представитель великой американской семьи.

— Не особенно. И я не думаю, что кто‑то в нашей семье был таким уж великим. Сирес и Себастьян — менее всего.

— Почему ты их так ненавидишь?

— Разве?

— Мне кажется, именно с таким чувством ты говоришь о них все эти месяцы, что я тебя знаю.

— Себастьян никогда не был мне отцом. Он на это неспособен. Неспособен любить меня. Или кого‑нибудь вообще, — ответил я, заметив при этом, что голос у меня стал резким.

— Вивьен говорит, что ее он любил.

— Ей нравится так думать. Но это не так. Он был мил с ней. Больше, чем со своими другими женами. Но он ее не любил — не мог. Он вообще на это был неспособен. Ну, говорил он ей о любви, но ничего больше. Поверь мне.

— А почему он не мог никого любить?

— Откуда к черту мне знать? — я отхлебнул вина и откинулся в кресле. — Какой‑нибудь сбой в генах?

Она не обратила внимания на мой вопрос, а вместо этого задала свой:

— А какое детство было у твоего отца?

— Бог знает. Ужасное, я полагаю. Его мать умерла при его рождении. Воспитывал его Сирес. И нянька. Потом Сирес опять женился. Себастьян как‑то сказал мне, что и мачеха, и нянька были тяжелыми людьми.

— Возможно, это разобщенность, — пробормотала Кэтрин.

— Что это значит? — заинтересовавшись, я наклонился к ней.

— Это термин из психиатрии. Попробую объяснить его попроще, как мне когда‑то объяснили. Если ребенок не получает любви и воспитания в первые годы жизни, он обычно вырастает человеком, разобщенным с другими людьми. Например, если ребенка не любили, он не способен любить. Он просто не знает, что это такое. Психиатр объяснил бы тебе все более детально, с медицинской точки зрения. Но с моей точки зрения разобщенность очень хорошо объясняет поведение твоего отца, его неспособность любить, если в том все дело.

— В этом. Ручаюсь тебе.

16

Мы с Кэтрин лежали на моей огромной кровати под балдахином с четырьмя колонками, попивая коньяк.

Я наслаждался ее близостью.

Перед этим я выключил лампы. Комнату освещал только огонь, горящий в камине. Он наполнял комнату теплым сияньем. Было совершенно тихо, только время от времени потрескивали поленья… Да еще тикали часы на каминной полке. В комнате царил покой.