— Да, — согласился Морен, — я вчера слушал лондонскую передачу. Опять разглагольствуют: «Ждите. Еще не время действовать…» Опять нападали на коммунистов. Для них вооруженный народ страшнее гитлеровских оккупантов.
— Ты мне, старик, Америку открываешь. Будто я сам не знаю. На днях снова бомбили заводы в Париже. Пятьсот убитых. А Рур, крупповские заводы не трогают… Сам черт не разберет, что происходит… Вот если бы знать, где есть тайные склады оружия. Мы смогли бы сговориться через голову лондонцев. Среди деголлевцев найдутся порядочные ребята.
— А знаешь что, — Морен понизил голос до шепота, — может быть, такой склад находится от нас ближе, чем мы с тобой думаем. Знаешь, кто недавно здесь появился?.. Зять месье Буассона! Честное слово! Сдается мне, что он прилетел из Лондона. Я сам его видел.
— Это кто? Такой бородатый?
— Ну да. Месье Жюль Бенуа. Представляю, что у них творилось дома. Он пропадал полтора года, а за это время его место захватил Терзи. Теперь у Буассона при одной дочке два зятя. Дочка хозяина успела уже родить сына. Представляешь ситуацию…
— Что же, месье Терзи более порядочный человек. — Симон припомнил стычку с Бенуа из-за астурийской монеты там, в машине, когда он возил журналистов на линию Мажино. Он спросил — Но зачем Бенуа приехал в Сен-Клу?
— Точно не знаю. Они появились втроем — месье Бенуа и с ним кто-то еще. Мари говорит, стучались в дом среди ночи, попросили подводу, а дня через два они опять куда-то ездили ночью. Их снова возил дядюшка Фрашон. Но хитрец Фрашон молчит как рыба. Он давно помирился с месье Вуассоном. Мари слышала разговор в доме о каком-то грузе, который ночью должны были сбросить с самолета. Мари у меня молодец. Я иногда даю ей задания. Она ходила даже в Фалез. Но теперь ей трудно. У нас скоро будет ребенок.
— Поздравляю! Ты, оказывается, занимаешься не только подпольной работой… Так ты думаешь…
— Я почти в этом уверен. Бенуа неспроста появился в Сен-Клу. Деголлевцы создают здесь склад оружия. В такой глуши это очень удобно. Месье Буассон умирает от страха. У него на лице все написано. Нервничает и боится. Это и навело меня на подозрение.
— Да… — задумчиво протянул Симон. — А как же ведет себя месье Терзи?
— По-прежнему. Продолжает играть в свидетеля. Возится с сыном и не хочет ничего знать.
— Ну, а про склад он что-нибудь знает?
— Возможно. Но от него добиться толку труднее, чем от Фрашона.
— Подожди, я сам попробую с ним поговорить. Надеюсь, ты устроишь меня где-нибудь заночевать? Я должен задержаться здесь на несколько дней.
— Конечно! В крайнем случае на сеновале. Там заодно можно послушать радио. А я попробую что-нибудь разузнать у Фрашона.
Приятели поднялись, разминая затекшие ноги. Было воскресенье, и на полях никто не работал. Холмы и долины, река, стиснутая в крутых берегах, молодая зелень искрились в лучах солнца. Симон потянулся, наслаждаясь теплом и светом.
— Как хорошо здесь! — Он посмотрел на облака, плывущие в вышине. — Мальчишкой мне всегда хотелось взобраться на такие облака и побарахтаться в них, как в копне сена…
Без видимой причины по лицу Симона скользнула тень грусти. Живой, экспансивный, он легко поддавался нахлынувшим чувствам.
— Ты знаешь, — сказал он, — немцы расстреляли Габриеля Пери. Еще в декабре. Знаешь, что он говорил перед казнью? Мы достали последнюю стенограмму его допроса. Он сказал: «Я не отрекаюсь от верований моей юности. Годы не сделали меня скептиком. Это уберегло меня от духовного прозябания, от жизни без цели и смысла. От бесплодной жизни…» От бесплодной жизни, — повторил Симон. — Я расскажу об этом Леону Терзи. Кажется, он знал его. Габриель тоже был журналистом — международным обозревателем… Пошли! Спустимся к реке. Может быть, там наберем подснежников. Я хочу подарить их твоей Мари…
Они пошли по тропинке к реке, удаляясь от усадьбы месье Буассона.
Глава восьмая
На морской службе никогда не знаешь, куда тебя занесет судьба или попутный ветер. Если бы не Макгроег, его старый командир, Роберт Крошоу так бы и плавал в Средиземном море. Конечно, все дело случая. В жизни бывают встречи самые удивительные. С Макгроегом Роберт встретился в Гибралтаре на бульваре, что тянется вдоль горы возле крепости. С высоты, сквозь тенистую листву деревьев, взору открывалась просторная голубая бухта, заставленная военными кораблями. С одной стороны в небо, такое же голубое, как бухта, вздымалась серая, крутая скала, похожая на гигантский надолб. Вдоль дорожек, посыпанных красноватым песком, стояли русские старинные пушки, привезенные сюда после крымской кампании. Бульвар походил на музей трофейного оружия. Полковник стоял перед бронзовой позеленевшей пушкой, как будто сделанной из малахита. Он не заметил подходивших сзади матросов и говорил своему спутнику, морскому офицеру: