— Ну, я коммивояжером, — усмехнулся Симон. — Правда, разъезжаю с необычными образцами товаров… Возьми-ка, кстати, это, прибери. Надо передать нашим людям. — Симон вытащил из-за пояса сверток. — Здесь «Юманите» и листовки. Ты знаешь — подпольная «Юманите» выходит уже стотысячным тиражом. Не плохо, а?.. Сто тысяч! И оккупанты ничего не могут поделать. Утверждают, что мы печатаем газеты в Лондоне. Ах, если бы у нас было оружие!
Шарль сунул сверток под солому.
— Подожди, но все-таки расскажи, что ты делал все это время.
Они улыбались друг другу, довольные встречей. Симон был все таким же — короткий чубуком нос и озорное выражение лица. Морен облапил приятеля.
— Все-таки здорово, что я опять тебя вижу!.. Ну-ну, рассказывай!
— Я пробирался в Савойские горы, — сказал Симон, — но по дороге застрял в департаменте Крез. Это не так далеко отсюда. Ты не бывал там?
— Нет.
— Там тоже неплохо скрываться — леса, холмы, много оврагов, редкие деревни и хутора. Ребята валом валили туда. Те, кто не хотел ехать в Германию.
— Прятались или сражались?
— По-разному. Сначала просто бежали, лишь бы уйти от облавы. Там я встретился с товарищами из партийного центра. Их прислали, чтобы организовать сопротивление. Кое-что удалось сделать. Какие там замечательные ребята, Шарль! Но, как и всюду, не хватает оружия. Ограничивались засадами, налетами, уничтожали предателей… Предатели, к сожалению, водятся не только в Виши, в правительстве.
Симон нахмурился, помрачнел, будто вспомнив что-то гнетущее.
— Если бы не было предателей, не бывать бы и Гитлеру во Франции. Я в этом уверен, — сказал Морен.
— Да, но это не так просто — раскрыть их. Когда сталкиваешься с врагом — это одно, а предатель…
Рене рассказал:
— Прошлой осенью я очутился на Верхней Марне. Там начинали действовать наши первые партизанские группы. Но вдруг все чуть не провалилось. Ни с того ни с сего гестаповцы стали арестовывать родственников партизан, арестовывали и казнили. Ты понимаешь, что это значит. Каждый из франтиреров готов лезть хоть к черту на рога, десять раз умереть сам, но когда из-за него убивают отца, сестру, мать… Ты понимаешь это? Люди стали покидать отряды. А главное, никто не мог понять, кто их предает, откуда грозит опасность. Потом мы узнали. Гестаповцы завербовали одну парижскую продавщицу цветов. Ее звали Гризет. Красивенькая, стройная блондинка с бездумным личиком. Говорили, что кто-то увез ее из Парижа в Тур и бросил там во время паники. Немцы ее подобрали.
Она легко втиралась в доверие к нашим ребятам. Единственно, что делала — собирала письма франтиреров и относила родным. Брала своей детской наивностью. Сама ходила по деревням, потом приносила ответы. Оказалось, что гестаповцы перевозили ее из департамента в департамент. Письма сначала попадали к ее хозяевам. По наивности, она, может быть, и сама не знала, что делает. Я допускаю это. То было какое-то бездумное предательство. Мы заподозрили что-то неладное. Но подозрение, сам понимаешь, еще не доказательство. Решили проверить.
Гризет познакомилась с одним франтирером. Кажется, влюбилась, может делала вид. Он пригласил ее погулять, прокатиться в автомобиле. Но для этого пришлось сначала угнать у немцев легковую машину… Ну и все подтвердилось.
— Как? — спросил Морен.
— Это не так важно. — Симон закурил сигарету и ткнул горящую спичку во влажную землю. — Впрочем, могу сказать. Наш парень угостил ее в машине конфетой, и она вскоре заснула. Водитель открыл сумочку Гризет и нашел гестаповское удостоверение. И еще несколько записок к партизанам от родных. Наш парень был вне себя от ярости, а Гризет спала рядом, откинув голову на сиденье. У нее был такой безмятежный вид… Они подъезжали к Марне. Марна там достаточно глубока. Водитель разогнал машину и пустил ее под откос, у самого моста, а сам выпрыгнул на насыпь… — Симон проглотил слюну, словно комок, застрявший в горле. — Вот и все. Мы хотели спасти тех последних, которых предала Гризет, но было уже поздно. Гестаповцы арестовали их накануне.
Оба молчали, Симон глубоко затянулся дымом, Шарль крутил в пальцах соломину. Он спросил:
— Это был ты?
— Убирайся к черту! — сказал Симон, — Не все ли равно, кто был этим франтирером. Давай поговорим о другом. Рассказывай, что у тебя нового. О крушении под Ле-Ман я уже слышал. Товарищи из руководства просили передать тебе благодарность. Немцы двое суток не могли разобрать то, что ты наворочал…
— Была бы взрывчатка, мы смогли бы и мост подорвать. — Морен оживился, вспомнив недавние события. — Пришлось просто развинтить гайки. Хорошо, хоть есть мотоцикл, — помнишь, который мы с тобой угнали. Но все же моем, как пещерные люди.
— Ну, в пещерный век железных дорог не было и мотоциклов тоже… — Симон улыбнулся. Он медленно отходил после того, что рассказал Шарлю. — Но вот взрывчатку надо обязательно где-то достать. Деголлевцы все получают из Лондона и прячут оружие и от нас и от немцев.