Пока смотрел, вспомнил, как в прошлый раз после встречи с поездом разучился колдовать. Запоздало испугался, да так, что в глазах потемнело, но усилием воли заставил себя собраться, сконцентрировался, уменьшил и спрятал в пригоршню валявшуюся рядом подушку. Этот простейший фокус потребовал от меня огромного напряжения, я даже вспотел, и голова закружилась. Но главное, что получилось. Остальное – полная ерунда.
– Получилось! – объявил я и торжествующе помахал перед носом Джуффина кулаком с запрятанной в нём подушкой.
– Ну и хвала магистрам, – усмехнулся тот. – А то даже подумать страшно, что бы мне довелось выслушать, если бы у тебя с первого раза не вышло. И сколько слов пришлось бы сказать совершенно впустую, ты же, когда безутешен, не слушаешь никого. Но это вообще просто нормально – что у тебя получилось. Всё-таки к жизни тебя вернули не знахари, а Тёмная Сторона, так что магической силы у тебя сейчас явно гораздо больше обычной физической. Впрочем, и того, и другого пока, к сожалению, недостаточно, чтобы выпендриваться, как ты привык. Поэтому верни подушку на место и больше не колдуй, если не хочешь коротать свои дни в приятных необременительных обмороках. По-хорошему, в таком состоянии надо только есть, да спать.
– Какая интересная у меня теперь будет жизнь! – огрызнулся я, с облегчением избавившись от подушки; удерживать её в пригоршне почему-то было трудно, хотя прежде это не требовало вообще никаких ощутимых усилий. – Может быть, сразу превратишь меня в кота? У них гораздо лучше получается придерживаться такого режима. Как бы само собой.
– Извини, но не превращу, – совершенно серьёзно сказал Джуффин. – Тебе пока форму менять не следует. Даже над лицом колдовать не советую. Пусть сперва твоё тело снова привыкнет быть. – И, подумав, добавил, не утрачивая серьёзности: – К тому же весна ещё не закончилась. Ты и так-то существо ненадёжное, а станешь котом, точно сразу в окно сбежишь.
Я улыбнулся, и это внезапно тоже оказалось очень тяжёлой работой – растягивать губы в улыбке, напрягать щёки, щурить глаза. На меня навалилась такая усталость, что я снова улёгся. И спросил, едва ворочая языком:
– А почему ты сказал: «плохо дело»? Если всё, в итоге, нормально закончилось? Ну я же…
Хотел сказать: «Я же вернулся и быстро теперь оклемаюсь, вон уже даже получается колдовать», – но уснул буквально на полуслове, как будто выключили меня.
Когда я проснулся, за окном было темно, но спальню отлично освещала яркая, почти полная луна. Я сразу же посмотрел на свои руки; в лунном свете они показались мне какими-то подозрительно зеленоватыми, мутными, как болотная тина и такими же зыбкими; я содрогнулся от ужаса, но потом всё-таки сообразил, что дело в освещении. И вообще, не просвечивают, скажи спасибо. Придираться к оттенкам будем потом.
– Проснулся? – спросил сэр Шурф.
Я сперва его не заметил, потому что он сидел в дальнем, неосвещённом углу. А когда услышал, обрадовался, как будто это не я, а он исчезал, а теперь наконец-то нашёлся. Спросил:
– Ты драться пришёл?
– А надо? – удивился мой друг.
– Буду честен, не очень. Не позарез. Просто Джуффин сказал, у тебя руки чешутся меня отколотить.
– Чешутся, – флегматично подтвердил он. – И ещё долго будут чесаться. Это же, понимаешь, даже не злость, а просто желание вернуть себе хотя бы иллюзию контроля над ситуацией. Когда человек, чьё благополучие для тебя чрезвычайно важно, не подчиняется твоей воле, а поступает по собственному усмотрению, велико искушение применить силу, чтобы – пусть временно, всего на минуту – всё-таки его подчинить. А так-то ясно, что дракой ничего не изменишь. Как ты лез в разные подозрительные места без страховки и даже предварительных размышлений, так и будешь лезть. А бессмысленные поступки, продиктованные исключительно неуправляемыми желаниями, в Мире и без меня найдётся кому совершать. Поэтому придётся и дальше сидеть сложа руки, которые чешутся. В конце концов, у всякого человека должна быть хоть одна несбыточная мечта.
Я рассмеялся от неожиданности.
– Какая отличная несбыточная мечта!
А потом почти машинально достал из Щели между Мирами кофе. Сразу получилось, с первой попытки, ай да я!
Смех, колдовство и кофе – отличное начало дня. Вернее ночи. Такой прекрасной весенней ночи, что мне бы сейчас не в постели валяться, а шляться где-нибудь до утра.
Однако пока прогулки мне вряд ли светили. Настолько ослаб, что даже от таких незначительных усилий как смех и добыча кофе снова начала кружиться голова. Но я мужественно держался. В смысле, не падал ни в обморок, ни даже просто обратно в постель, а сидел, выпрямив спину, и неторопливо, маленькими глотками пил кофе. Потому что упрямство – великое дело, где мы все без него были, Джуффин правильно говорил.