Напротив этой стены на большой деревянной доске висели около двухсот фотографий: мужчины, женщины, дети, в гражданской одежде и в военной форме, — фотографии людей, встреченных Крошкой во время его службы в военной полиции. Примерно в центре доски висела фотокарточка человека, теперь зовущего себя Камплох.
Я вспомнил фотографию и место, занимаемое ею на доске. Я часто видел ее, так как навещал Крошку каждый раз, когда бывал в Берлине. Однажды он рассказал мне историю, связанную с этим человеком. Она была невероятна, поэтому я хорошо запомнил ее. Последний раз я видел фотографию три месяца назад, когда Мински и я приехали в Берлин, чтобы нанять на работу девушку, выступавшую с молодой анакондой.
Теперь было необходимо попросить Крошку опознать личность Камплоха. Звонить из Трювеля по телефону было слишком рискованно. Я не мог оставаться здесь после того, как ко мне попала фотография.
Толстый серый кролик, высунувшись из норы под густым кустом можжевельника, с безопасного расстояния наблюдал за моим переодеванием. Его длинные уши были прижаты к затылку, глаза-пуговки блестели. Я свернул с главного шоссе и по грязной проселочной дороге заехал в лес.
Освободившись от своей испачканной одежды, я выбросил ее в окно автомобиля. Серый пиджак и белая рубашка Вернера подошли мне, как, впрочем, и его туфли. Чемодан был чем-то набит до отказа. Надолго ли Вернер собирался остаться в Трювеле? Или он хотел улизнуть? Лилиан не подозревала его в покушении на свою жизнь. Услышав о Камплохе, я также отбросил всякие подозрения. Я еще раз поверил Лилиан. Теперь она наверняка была слишком больна и слаба, чтобы так запутанно лгать. И все же! В это дело была втянута не одна она. Подозрения главным образом падали на Камплоха. Иначе зачем было нападать на меня? Чем еще можно объяснить поведение доктора Хесса, которому теперь остался единственный способ выйти сухим из воды — исчезнуть? Если даже предположить, что Камплох не пытался отравить Лилиан, что опровергают его угрозы, все же подозрения остаются в силе. Хотя Лилиан могла нечаянно что-то напутать.
Как сказала Лилиан, многие люди в Трювеле желали Камплоху смерти. По ее словам, он шантажирует, запугивает, заставляет всех страдать. Но зачем, как, с помощью чего?
Я должен поговорить с Крошкой. Немедленно.
Неожиданный звук пулеметной очереди заставил меня вздрогнуть. Я инстинктивно пригнулся, вверху пролетел вертолет. Взглянув на кролика, я увидел, что тот остался неподвижен.
И тут мне вспомнились тревожные приметы, встретившиеся на моем пути в Трювель. Войска, участвующие в маневрах. В настоящее время половина государственной территории Люнебургской пустоши представляет собой огромный учебный полигон с размещенными на нем засекреченными, строго охраняемыми ядерными боеголовками, взлетно-посадочными полосами и военно-воздушными базами. Возле Мюдена находится европейский штаб воздушно-ракетных сил, где непрерывно проводятся учения с использованием бомбардировщиков, сверхзвуковых истребителей, танков, ракет, обычных видов вооружения.
Я вытер лицо и руки туалетной водой, немного окропил ею пальто, которое даже после этого отдавало дезинфицирующим средством.
Когда я предпринял меры для выяснения личности профессора Камплоха, мною руководили отнюдь не героические или подобные им возвышенные идеи, а любовь и привязанность к Лилиан. Я стремился защитить ее от человека, бывшего, по моему мнению, убийцей. Возникали также опасения по поводу случившегося со мной в морге больницы. Любовь и страх — вот что руководило мною. Едва ли я нуждаюсь в ореоле героя, ведь я стремлюсь писать только правду.
Я поехал на юг, в сторону автотрассы Гельмштадт-Ганновер, с максимальной скоростью, на какую только мог отважиться на скользкой дороге, намереваясь позвонить Крошке из ресторана, расположенного на трассе.
Я проехал по автотрассе почти двадцать километров, прежде чем увидел ресторан. Он находился возле Меербурга. Вокруг простиралась холмистая, покрытая лесами и снегом местность, холодная и навевающая грусть при виде кружащегося в слабом свете сумеречного дня снега. С юга, со стороны Среднего канала, доносились приглушенные гудки буксирных барж, хриплые свистки сирен.
У ресторана стояли «мерседес» и четыре тягача. Когда я вошел, шоферы тягачей, одетые в свитеры с длинными воротами, кожаные куртки и плисовые брюки, на мгновение подняли на меня взгляды. За вторым столом, спиной к входу, сидели двое мужчин в традиционной одежде бизнесменов, которые не обернулись, когда я вошел.
— Слушаю вас. — Ко мне подошла молодая полная официантка.
— Коньяк, — заказал я. — И пиво.
Девушка фыркнула. Я оставил пальто в машине. Должно быть, от меня пахло туалетной водой. Возможно, она решила, что я пьян.
— И еще я хотел бы позвонить по телефону. На дальнее расстояние.
Я стоял близко к двум мужчинам, похожим на бизнесменов. Один из них носил очки в темной оправе, второй курил сигару. На их столе стоял кофе и лежали бумаги. Они, так и не взглянув на меня, смотрели на бумаги перед собой и не перемолвились ни единым словом.