Мински нервно потер лоб. От вынужденной бессонницы у него образовались мешки под глазами. После бессонной ночи в «Стрип-клубе» у него было время только принять душ и переодеться для полета в Ганновер. Мы сидели в ресторане аэропорта и завтракали. Ольсен, как всегда, сидел за соседним столиком. Борис должен был скоро вернуться во Франкфурт. В ходе телефонного разговора этой ночью мы решили, что осталось еще несколько вопросов, которые лучше обсудить наедине.
— Я не могу поехать во Франкфурт, — сказал я. — Я должен остаться здесь. Ты приезжай сюда, я тебя встречу.
— Хорошо, Ричи.
Мински заказал еще кофе.
Ольсен делал вид, что читает газеты. В ресторане было много людей, которые делали то же самое. Я был напуган и встревожен. Каждый мой нерв был натянут в ожидании. Я ждал четверга, в четверг был запланирован побег. Сегодня было только воскресенье.
— Итак, Ванесса уверена, что Панос все еще любит ее. Так уверена, что обещала своей мачехе никогда больше не выступать в нашем клубе. Но я уже говорил тебе по телефону… Благодарю вас… — Официант принес Мински кофе. — Я не понимаю женщин. Полночи она плакала… Мол, мы должны освободить ее от контракта немедленно. Она выплатит любую неустойку. Но она больше не будет исполнять этот танец со свечами. — Фыркнул Мински, пытаясь скрыть свои чувства. — Я нашел это достаточно разумным. Вот почему я не смог взять грех на душу и сказать ей «нет».
— Ты сказал «да»?
Борис глубоко вздохнул и кивнул.
— Я сказал «да». А также позвонил моему адвокату и послал телеграмму в журнал. Они больше не собираются публиковать фотографии Ванессы. Эту проблему она может вычеркнуть. А мы можем вычеркнуть Ванессу.
Занятый своими мыслями, я сказал:
— Ты собираешься поехать в Париж и найти там новый номер? Ты всегда так делаешь.
— Да, может быть, — грустно ответил Мински.
— А как насчет Корабелль?
— Мы, конечно, можем использовать ее номер с анакондой, но что такое этот номер по сравнению с танцем со свечами? Ричи, у меня такое ощущение, словно я потерял собственную дочь.
— Это в самом деле очень плохо. Но если Паносу действительно нужна Ванесса, она больше не сможет выступать в клубе.
— Вот поэтому я и сказал «да». Она обняла меня и поцеловала, а я должен поцеловать тебя за нее и еще Бог знает за что, но теперь, Ричи, у нас нет Ванессы. — Он слегка наклонился ко мне, обдав меня слабым запахом лаванды, и добавил: — Все летит к чертям, Ричи. И это только начало. Поверь мне. Я чувствую это. Все, что мы создали с таким трудом, рушится прямо на глазах. Я чувствую, как надвигается опасность. Но кое-что мы еще можем сделать. Должны сделать. Иначе нас уничтожат. Мне не хочется говорить об этом здесь. Давай уедем куда-нибудь. Поговорим лучше где-нибудь на свежем воздухе.
Сопровождаемые Ольсеном, мы вышли из ресторана. И тут же еще несколько человек вышло из ресторана. Возможно, они тоже сопровождали нас. Пока мы ехали в зоопарк, я рассказал Мински о самых последних событиях. Он очень серьезно все выслушал и несколько раз глубоко вздохнул.
Мы шли вдвоем по дорожке между вольерами для дикого кабана и оленя, но так и не увидели ни одного животного. Животных вообще не было видно. Прогуливались парочки, были дети, катающиеся на самокатах, дети, играющие в мяч, смеющиеся, бегающие, и был Ольсен, следующий за нами на разумном расстоянии.
Мински начал разговор.
— Мне не по себе от всего этого. Мы находимся в весьма затруднительном положении.
— Как Рашель? — спросил я.
— Лучше. Но она сильно простудилась, очень долго пролежала в этом саду. Сейчас все присматривают за Рашель. По мере возможного. Но в данный момент я больше беспокоюсь за тебя. Я пришел к заключению: они хотят каким-то образом очернить тебя, что автоматически поставит тебя под подозрение после побега Делакорте.
Приманка. Я был не только приманкой, но еще и козлом отпущения.
— А теперь слушай и попытайся отнестись к этому спокойно. Это все выглядит довольно плохо для всех нас, но для тебя особенно. Причина одна, Ричи, — ты уже настроился на то, что все идет неправильно.
— Да, — согласился я, — я тоже думал об этом.
— Тогда ты должен исчезнуть.
— Куда?
Мински остановился, снял шляпу и задумчиво пригладил волосы.
— Мы должны подумать спокойно и рассудительно. Они рассчитывают, что мы станем нервничать, начнем метаться из стороны в сторону. Если мы будем достаточно находчивы, то сумеем их перехитрить. Если же удача отвернется от нас — такое с каждым может случиться, — тогда ты и Лилиан будете вынуждены покинуть страну… Это в том случае, если ты захочешь взять ее с собой.
— Даже не хочу слушать. И никогда больше при мне так не говори. Ничего теперь не может случиться такого, что заставило бы меня расстаться с ней.
— Как знать. — Мински неопределенно пожал плечами, пряча глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом.
— Я ничего не буду делать без Лилиан! — многозначительно воскликнул я.
— Я верю тебе, даже если ты не будешь кричать, — сказал Мински, подозрительно оглядывая прохожих. — Ричи, ты знаешь, если тебя поймают, тюрьма надолго станет твоим домом.