Известны весьма нелицеприятные высказывания великого князя Константина об Иване Осиповиче. Всё дело в том, что великий князь не мог простить де Витту июня 1812 года, когда тот прибыл из Польши в ставку 1-й армии, после чего они вдвоем с Барклаем-де-Толли, не позвав Константина, бывшего в ту пору командиром гвардейского корпуса, заперлись и совещались. Разумеется, Константин что-то слышал о разведывательных делах де Витта, но, будучи человеком прямым по характеру и весьма недалеким по уму, не понимал в принципе сам род деятельности этого таинственного человека, а потому и не желал видеть его рядом с собой. Как показали последовавшие вскоре события, если бы в Варшаве находился рядом с Константином не малоинициативный и ленивый Курута, а всезнающий и энергичный де Витт, возможно, дело бы никогда и не дошло до большой крови. И история России и Польши была бы несколько иной, чем сегодня.
Но, к сожалению, всё вышло иначе. После отказа великого князя Константина взять де Витта к себе император Николай назначает генерала от кавалерии де Витта состоять при своей особе. Должность эта открывала перед разведчиком большие возможности.
ПОЛЬСКИЙ МЯТЕЖ
В 1829 году Бугская уланская дивизия образовала военное поселение в Херсонской губернии. Это поселение стало на долгое время одной из главных забот де Витта. Оно требовало на первых порах больших забот, и де Витт с головой уходит в хозяйственные дела.
К 1830 году резко обострились отношения между Россией, Пруссией и Австрией, с одной стороны, и Францией — с другой. Париж обвинялся в распространении революционных идей и подстрекательстве национальных меньшинств к восстаниям. Союзники заключили между собой тройственный антифранцузский союз. Император Николай I провел внеочередной рекрутский набор и велел своему брату Константину отмобилизовать армию, расположенную в Польше.
Император отправился в поездку по западным губерниям, чтобы лично убедиться в боеспособности армии.
Из воспоминаний А.Х. Бенкендорфа (1830): «Государь сделал смотр одной дивизии литовского корпуса и продолжал свой путь, через Старый Константинов, в Елисаветград, где были собраны кирасирская и уланская дивизии поселенных войск, состоявших под начальством графа Витта. Здесь же Галиль-паша, возвращавшийся в Константинополь по исполнении своей миссии, ожидал Государя и присутствовал при учении этой конницы, одинаково превосходной как по выправке всадников, так и по красоте лошадей. Оттуда Государь поехал в Александрию близ Белой Церкви, летнее пребывание старушки графини Браницкой, которая сделала августейшему своему гостю прием, вполне соответствовавший её несметным богатствам. Государь жил в отдельном большом доме, убранном как дворец. Меня поместили в щегольском павильоне, а обед подавали в великолепной зале посреди сада, наполненной драгоценнейшими статуями и бронзами. Сады, парк и всё остальное отличалось той же роскошью. В окрестностях Александрии было собрано и осмотрено до 30 резервных эскадронов из дивизий, участвовавших в турецкой войне. Потом мы поехали в Козелец для осмотра 2-й драгунской дивизии. Полки её оказались в отличном состоянии; Государь маневрировал с драгунами и в пешем и в конном строю, что составляет истинное их назначение. Этот род войска был пересоздан Императором Николаем, постоянно старавшимся возвратить ему прежнюю его важность. Из Козельца мы перенеслись в Киев, где массы народа ждали Государя у ворота Печерской лавры и провожали до Соборной церкви».
Итак, кавалерия де Витта, подвергшись проверке на самом высшем уровне, показала себя на должной высоте. Сам генерал заслужил высочайшее благоволение. Кто тогда знал, что очень скоро де Витту придется вести свои полки в бой.
Тем временем начала быстро ухудшаться и внутренняя ситуация в Польше. Французские эмиссары старались вовсю, понимая, что их страну может спасти от вторжения лишь массовое восстание в Польше, которое бы отвлекло на себя русскую армию. Деятельность эмиссаров нашла благодатную почву. Польские офицеры, большую часть которых составляли ещё наполеоновские ветераны, давно и сами замышляли антирусский мятеж. В 1825 году, ввиду скоротечности событий и быстрого разгрома декабристов, им не удалось примкнуть к русским масонам, и теперь они готовились выступить самостоятельно. Когда же им было дано заверение во французской помощи, то вопрос о начале восстания можно было считать уже решённым.
Необходимо отметить, что в преддверии польского мятежа к Собаньской власти относились с определенной осторожностью, несмотря на её близость к де Витту. Полковник Родзянко писал в своем донесении: «Сказывают, что в Одессе проживает г-жа Собаньская, урожденная Ржевуцкая, близкая знакомая графа Витта. Дама сия живет довольно открыто, на даче её, говорят, съезжается большое количество поляков, в том числе брат её Генрик Ржевуцкий, и тут бывают различные суждения и довольно, говорят, вольные».
Понять полицию было можно, ведь ситуация в Польше сложилась весьма непростая.