Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

«После чтения вышеуказанной информации… Шуленбург останавливается на вопросе об улучшении советско-итальянских отношений. Он сообщил, что Риббентроп крайне сожалеет, что существующие отношения между СССР и Италией дают повод врагам Германии усматривать отсутствие третьего звена в союзе (выделено мной. — В.М.). Риббентроп констатирует, что Муссолини совершенно ясно и определенно выразил желание улучшить советско-итальянские отношения. Причем Риббентроп не находит, что СССР должен первым сделать соответствующий шаг. Он желает принять на себя роль посредника и предлагает в качестве первого шага и в целях сохранения престижа той и другой страны одновременное возвращение посла Италии в Москву и полпреда СССР в Рим.

Тов. Молотов отвечает, что он не знает, насколько серьезны пожелания Муссолини… Шуленбург замечает, что в прошлой беседе (17 марта. — В.М.) тов. Молотов указал на неопределенность пожеланий Италии. Сейчас в ответ на это Риббентроп подчеркивает, что высказывания Муссолини являются вполне определенными. Тов. Молотов вновь подчеркивает, что остается неясным, чем было вызвано обострение советско-итальянских отношений со стороны Италии, и, главное, в тот момент, когда СССР установил близкие отношения с Германией… Затем тов. Молотов спрашивает, собирается ли Италия предпринять какие-либо шаги для улучшения советско-итальянских отношений. Шуленбург отвечает, что он уже сам указывал итальянскому посланнику (поверенному в делах. — В.М.) на необходимость каких-либо шагов и предпринять что-либо в прессе» (21).

Однако Чиано не спешил. 23 марта Гельфанд сообщал в Москву: «Рассказывая о пребывании здесь Риббентропа, Чиано отметил, что германский министр является „сторонником улучшения итало-советских отношений“, в восторге от СССР и пленен товарищем Сталиным, о котором долго рассказывал на интимном ужине у Чиано. Однако через минуту министр высмеивал сообщение французского радио о плане какого-то итало-советского сотрудничества и о предстоящей итало-германо-советской конференции в Вене. Из всей последней тирады министра, как и из его отдельных замечаний, вытекало, что Италия явно не предполагает радикально менять своей линии в отношении СССР. Поскольку, как следовало из слов Чиано, Рим будет пытаться продолжать экономическое сотрудничество с Парижем и Лондоном и сохранять свою политику в отношении Испании, Ватикана и Балканских стран, спекуляция Италии на антибольшевизме в какой-то форме сохраняется» (22). Молотов прекрасно понимал это, что видно из его телеграммы Гельфанду от 1 мая: «Мы расцениваем Чиано как отрицательный фактор в отношениях между СССР и Италией. Если бы не Чиано и его окружение, отношения СССР с Италией были бы лучшими. События последних месяцев показали, что Чиано является непримиримым врагом Советского Союза» (23).

Геополитическая интуиция не подвела наркома. 5 мая он заявил Шуленбургу, что СССР не против нормализации отношений с Италией, но только если она предпримет конкретные действия в доказательство своей доброй воли. 20 мая в Риме Макензен говорил об этом с Чиано, который снова упирался, повторяя, что во всем виновата Москва, первой отозвавшая своего посла, и что «несколько безобидных студенческих демонстраций перед русским посольством — недостаточное основание для такого шага» (24). И тут Муссолини, готовясь вступить в войну, решил «закрыть вопрос». 29 мая Чиано сообщил Макензену о согласии на одновременное возвращение послов, как и предлагал Риббентроп, причем в ближайшие дни и без лишних формальностей. Обрадованный рейхсминистр 30 мая известил об этом Шуленбурга с просьбой немедленно сообщить Молотову. На следующий день посол был у наркома, которого старательно уговаривал, добавив (видимо, для большей убедительности), что лично он убежден в виновности Италии. Молотов по-прежнему демонстрировал упорство, требуя от Рима примирительных шагов: «Советский Союз — не Албания, чтобы с ним можно было так разговаривать», но согласившись еще раз доложить вопрос «правительству», т. е. Сталину (25).

Шуленбург умел переводить речи советских дипломатов на язык «реальной политики»: он сделал вывод, что Москва не отталкивает протянутую руку Муссолини. И не ошибся. 3 июня Молотов сообщил ему: «Советским правительством принято решение: можно и целесообразно восстановить посольства: итальянское — в Москве и советское — в Риме. Советское правительство считает, что вторичное пожелание Муссолини, переданное через Риббентропа, говорит о серьезном желании Италии улучшить свои взаимоотношения с СССР. Советское правительство считает, что Италия должна выслать своего посла в Москву, а спустя 1–2 дня по получении извещения о его выезде советский посол выедет в Рим» (26). Молотов и здесь потребовал преимуществ для Советского Союза, дабы подчеркнуть, что не он, а Италия пошла на уступку: уступать «буржуям» было не в традициях «красной дипломатии».