Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Василий Молодяков ТАЙНЫЙ СГОВОР, ИЛИ СТАЛИН И ГИТЛЕР ПРОТИВ АМЕРИКИ

In memoriam John Toland

(памяти Джона Толанда)

(1912–2004)

Введение

К эпохе Сталина историки обращались бессчетное количество раз. Казалось бы, написано уже все: о том, что было, — много; о том, чего не было, — тоже немало. Однако белые пятна остаются, причем в важнейших частях карты. Пришла пора заполнять их — не как попало, а всерьез, с фактами в руках.

«История не знает сослагательного наклонения». Так выносится приговор исследованиям, в которых большое место занимают гипотезы. Да, история как процесс общественно-политического развития не признает «если»: случилось только то, что случилось. Но в исторической науке, в познании прошлого подобная категоричность может сослужить дурную службу. В момент действия и непосредственно перед ним исторический процесс многовариантен. Причем зачастую реализуется не самый ожидаемый вариант, а идеально подготовленный проваливается. Японский историк Миякэ Масаки[1] верно заметил: «Представим, что в некий исторический момент для Японии существовали возможные политические варианты А, В, С, D, Е, но только вариант А реализовался; тем не менее полезно рассмотреть и другие возможности, поскольку они углубят наше понимание того, как осуществился вариант А и насколько важным и значительным он был» (1). Поэтому дело исследователя — не только учесть случившееся, но просчитать все то, что могло произойти.

Стоящие перед нами вопросы можно сформулировать очень конкретно. Был ли возможен в 1939–1941 гг., точнее осенью 1940-го — зимой 1941 г., военно-политический союз СССР, Германии и Японии против атлантистского блока США, Великобритании и их сателлитов? Если да, то почему он был возможен? Что думал об этом Сталин и что он, делал в этом направлении? Немецкий историк Карл Шлегель явно поторопился, заявив: «Почти уже не осталось секретов, которые надо разгадать» (2). Секретов осталось много, но ключ к их разгадке — в наших руках.

Выражаю признательность Георгию Брылевскому, прочитавшему книгу в рукописи и сделавшему ряд ценных уточнений и поправок.

31 декабря 2007 г., Токио

Глава первая . Гото Симпэй (1857–1929): собеседник Сталина

На рубеже XIX и XX вв. в японской политической лексике бытовали два примечательных термина: «континентальная политика» (тайрику сэйсаку) и «внешняя политика» (тайгай сэйсаку). Последнюю еще именовали заморской (кайгай сэйсаку), что вполне объяснимо для островной страны. В сфере внешней политики лежали отношения с великими державами и их владениями. Континентальная сосредоточилась на Китае и Корее.

С точки зрения геополитики Япония представляет собой странное явление. С одной стороны, напрашивается сравнение с Великобританией — другим архипелагом, лежащим вблизи континента. Авторитет «владычицы морей» в рассматриваемое нами время был настолько велик, что любое сравнение с ней невероятно льстило японцам. Англо-японский альянс был мечтой японских политиков, усилия которых увенчались сначала первым равноправным договором с Лондоном летом 1894 г., а затем полноценным союзом в январе 1902 г. Исключительно популярными в Стране корня солнца были и теории «морской силы» американского адмирала А.Т. Мэхэна, основанные на опыте Британской империи.

Однако бросались в глаза и несомненные различия, восходившие еще к глубокой древности. Если этногенез японцев остается предметом дискуссий (большинство склоняется к сочетанию малайского и алтайского компонентов), то никакое японское государство, даже самое древнее, пришельцами с континента не завоевывалось. Япония и сама почти не воевала на континенте, исключая разве что походы нескольких древних императоров в Корею в IV–VII вв. да экспедиции туда же военного правителя Тоетоми Хидэеси в конце XVI в. С другой стороны, Япония взяла от континента — более всего от Китая через Корею — все основы материальной и многие основы своей духовной культуры, включая литье бронзы и планировку городов, иероглифическую письменность и буддизм. Контакты с континентом порой замирали, но никогда не прекращались вовсе, даже в годы «закрытия страны» при сегунах Токугава в XVII — первой половине XIX вв.

Но самое главное различие было, пожалуй, в том, что японцы никогда не были нацией мореплавателей. Их активность ориентировалась на континент, а не на море; туда же потом была направлена и их экспансия. Действительно, в последней четверти XIX в. Япония усиленно начала строить военный флот — разумеется, по образцу лучшего в мире британского. Но и его главными задачами были сначала охрана берегов метрополии — дабы не повторить судьбу Китая и Кореи, которые на глазах превращались в полуколонии великих держав, а затем и для ведения внешней экспансии, опять-таки на континенте. Так что отец евразийской геополитики Карл Хаусхофер был прав, называя Японию крайней восточной оконечностью Евразии.