Он оглянулся. Сколько охватывал взор, огромные волны людей и коней быстро откатывались с приднепровских высот и растворялись в голубоватом утреннем тумане. Уже исчез из глаз всадник в белом тюрбане – визирь Кара-Мустафа, исчезла его свита. Изо всех сил старались не отстать от визиря паши со своими отрядами.
Арсен представил, как среди этого разномастного и разноликого скопища завоевателей бегут, если еще живы, Гамид и Сафар-бей, Свирид Многогрешный и тщедушный бесталанный Юрась Хмельниченко… Связанные на жизнь и смерть с войском визиря, они мчатся вместе с ним без оглядки в серую мглу безвестности… Арсену безразличны теперь и Сафар-бей, и Многогрешный… Гамид! Вот с кем хотелось бы ему встретиться, чтобы скрестить сабли! До сих пор не остыл в его сердце адский гнев, вызванный жестокостью и коварством спахии. Да нет! Разве найдешь его среди этой бешеной круговерти? Теперь, должно быть, навеки разошлись их дороги, и судьба никогда не сведет их на этой бескрайней земле.
Его раздумья нарушил голос Иваника:
– Арсен, айда со мной! Видишь, турки обоз бросили. Будет чем поживиться!
И он первым быстро сбежал с холма и, проворно перебирая маленькими ножками, помчался к покинутому врагами лагерю.
Живем, брат!
1
Возвращался домой Арсен Звенигора вместе со своими хуторянами. Остались позади Чигиринские руины, политые кровью бужинские поля. Впереди, в синем мареве, мерцала серебряная ленточка Сулы, широкие, слегка пожелтевшие луга и знакомый лес под горой. Конь чувствует скорый отдых, прядает ушами и устремляется быстрее вперед. Но Арсен придерживает его. Ему не хочется удаляться от воза, на котором лежит раненый Роман.
Несколько молодых казаков галопом помчались в хутор, и там уже, наверное, знают об их прибытии – выходят на околицу.
Все торопятся. Подстегивают усталых коней. Особенно не терпится Иванику. Он впервые в жизни так долго не был дома и скучает по детишкам, да и, что греха таить, по жене. В турецком лагере он успел-таки нахватать разного добра: одежды, посуды, обуви, несколько сабель и ятаганов – и хотел поскорее выложить все это перед своей Зинкой. Ехал с гордым видом и всю дорогу рассказывал односельчанам, как беспощадно он бил турок. Поначалу казаки посмеивались над ним, но когда Арсен подтвердил, что Иваник действительно спас его от смерти, а капторгу самого визиря лично передал гетману, примолкли. Одни удивлялись, другие прониклись уважением. Некоторые молодые казаки даже перестали называть его Иваником, а начали величать дядькой Иваном, таким он с особенным удовольствием рассказывал о своих подвигах.
– И вдруг гляжу – прет на меня аж пять турок! – заливал он, забыв, что вчера было четыре, а позавчера только три. – Матушки мои! Все черные да здоровенные, как бугаи! Выставили сабли торчмя – целят человеку прямо в живот… А мне ж еще надо доглядывать, как там Звенигора и Рожков справляются, тоже, прям сказать, не последние казарлюги! Ведь недосмотри – не дай бог – убьют которого, всю жизнь совесть мучить будет… И тогда я ка-ак размахнусь, да одним махом…
– Всех пятерых? – опережает кто-то серьезным тоном.
– Да нет – сначала только двоих… Потом и еще с одним управился. А те два, увидав, что шутки плохи, так и дали деру! Только пыль столбом!.. А я – на помощь хлопцам!.. Смотрю, аж…
Арсен, только краем уха слушавший Иваника, который уже не раз повторял свои побасенки, снисходительно улыбнулся в небольшие темные усы, отросшие за время войны, и поскакал в голову обоза. Сейчас – только спуститься с горы – и Дубовая Балка. За ним поскакали и другие казаки. Позади поспешали погонщики и пешие сердюки.
На выгоне уже стояла толпа. Завидев казаков, выскочивших на конях из лесу, она всколыхнулась и двинулась навстречу. Послышались крики. Кто-то всхлипнул, запричитал: прискакавшие раньше успели сообщить, кто ранен, а кто и убит.
Арсен сразу узнал своих. Здесь были все, кроме пана Мартына. «Неужто помер?» – сжалось сердце, но Арсен отогнал тревожную мысль и пришпорил коня.
Навстречу вырвались Златка и Стеша. Как ласточки, метнулись они к нему. Арсен сразу подхватил обеих на руки, поцеловал в тугие, загоревшие на солнце щеки.
– Милые мои!..
Так и ехал с ними до самой толпы, чувствуя, как от радости сердцу тесно в груди. Только когда Яцько схватил коня за уздечку, а мать, вскрикнув, вытерла слезы счастья, опустил девчат на землю, соскочил с коня и очутился в объятиях родимой. К нему теснились, хлопали по плечу, жали руки дедушка, воевода Младен, Якуб.
Если на свете бывает счастье, то, без сомнений, вершина его – возвращение воина домой и встреча с самыми дорогими и любимыми людьми. Именно такое счастье испытывал сейчас Арсен. Видя вокруг себя радостные, дорогие лица, он подумал, что ради этой минуты стоило вытерпеть все: и злоключения в неволе, и тяготы военных походов, и раны, и муки.