Тайный посол. Том 1

Самойлович и Ромодановский отдали приказ войскам отступать к Бужинской гавани на Днепре.

Под покровом густого предутреннего тумана стотысячное московское и украинское войско тихо снялось с позиций на левом берегу Тясмина. Все были подавлены: позади, у врага, оставались руины Чигирина, оставалась половина украинской земли – Правобережье. И хотя военачальники, рядовые казаки и стрельцы понимали, что это еще не поражение, ибо пока существует боеспособное войско, можно надеяться на успешное завершение войны, но все же каждый чувствовал вину перед отчизной, перед погибшими товарищами за это отступление.

Рано утром хан Мюрад-Гирей пронюхал, что урусы отступили. С крымской и ногайской ордами кинулся вдогонку и, надеясь на легкую добычу, напал на правое крыло казачьих полков. Но, встретив шквальный огонь из мушкетов и пистолетов, татары, вооруженные преимущественно луками и саблями, отхлынули назад, потеряв немало воинов, а с ними – надежду поживиться богатым обозом противника.

На помощь хану вскоре прибыли спахии, янычары и отряды легкой конницы акынджиев. Внезапными налетами они теребили арьергарды отступающих. То здесь, то там вспыхивали короткие кровопролитные стычки. Обе стороны несли чувствительные потери. Весь путь от Тясмина до Днепра был усеян трупами.

Позади с главными силами спешил Кара-Мустафа. Окрыленный взятием Чигирина, он надеялся наголову разбить урусов и победоносно закончить этот тяжелый поход на север. Из Стамбула его уже торопили, подгоняли, так как надвигалась большая война с Австрией.

К вечеру оба войска остановились. Московское и украинское, опираясь флангами на берега Днепра, начало поспешно окапываться на высоких холмах. Турки попытались с ходу сбросить урусов в реку, но, встретив решительный отпор, отступили немного и с сумерками боевые действия прекратили.

В обоих станах воцарилась напряженная тишина. В тылах вспыхнули костры: кашевары готовились варить ужин и одновременно завтрак на утро. Фыркали уставшие кони. На взгорках виднелись часовые.

Стрельцы, драгуны, казаки и вся военная прислуга – ездовые, фуражиры, маркитанты, цирюльники – всю ночь копали шанцы[170], устанавливали на возвышенностях пушки, перед шанцами вбивали в землю острые колья, чтобы захлебнулась атака вражьей конницы, подвозили порох, ядра. Ни один воин не ложился спать. И хотя никто не подгонял, все работали до седьмого пота. Знали: судьба каждого зависит от того, насколько удастся укрепить свой стан.

Казаки, кроме всего, по своему обыкновению, нарыли волчьих ям, а позади шанцев плотно поставили возы с нацеленными вперед оглоблями и дышлами. Для конницы это были почти непреодолимые укрепления. Да и пехота штурмовала их с большим трудом.

К утру стан превратился в мощное укрепление.

С восходом солнца османское войско пошло в наступление. Бужинские поля и приднепровские кручи вдруг всколыхнулись от рокота пушек. Черные бомбы с тлеющими фитилями тяжело падали на землю и разрывались со страшным грохотом, вздымая вверх столбы огня, земли человеческих тел.

Кара-Мустафа направил главный удар против Лубенского полка, стоявшего на стыке с войсками Ромодановского, рассчитывая прорвать оборону ненавистных урусов именно здесь.

Тысячи вражеских пехотинцев с диким ревом кинулись на штурм земляных укреплений.

Лубенцы лежали в шанцах в три ряда: в последнем ряду заряжали мушкеты, казаки среднего – передавали передним, а также постепенно заменяли убитых и раненых, а передние вели беспрерывный огонь по наступающим. Янычары падали, скошенные пулями, проваливались в волчьи ямы, натыкались на острые колья. Все больше и больше их корчилось в предсмертных муках.

Но сзади напирали новые полчища. Блестели на солнце сабли и ятаганы, шелестели на ветру знамена, призывно распевали рожки и зурны, тревожно гремели тулумбасы. А над всем несся нечеловеческий крик: «Алла! Алла-а-а!»

Оставив Романа в полковом госпитале, разместившемся внизу, на берегу Днепра, Арсен присоединился к своим землякам-лубенцам и теперь лежал в переднем ряду, как раз на стыке с дивизией Гордона. Его соседом слева был дядька Иваник, а справа – Кузьма Рожков. Освобождение Романа и героическая смерть Гривы сблизили запорожца со стрельцом, и они, воспользовавшись соседством своих частей, залегли в шанце бок о бок. Хорошо иметь в бою смелого и верного товарища!

Первые янычарские атаки захлебнулись. Бросив убитых и раненых, янычары откатились назад.

Иваник потирал руки, радовался:

– А, чтоб вам пусто было, тикаете! Задали вам перцу, знаешь-понимаешь! Попробуйте еще разок сунуться сюда, черти плешивые, – тут вам и каюк! – Он погрозил маленьким кулачком. – Не на таких напали!

Арсен и Рожков добродушно посмеивались над задиристым казачком. Неизвестно еще, как поведет себя хилый Иваник в рукопашном бою, а стреляет он, прямо сказать, неплохо.

После короткой передышки турки снова пошли в наступление. Ударили тулумбасы – и темные вражеские лавы неистово понеслись на сердюцкие шанцы, захлестнули их бешеной злобой, как морским прибоем. Залп из мушкетов не остановил их. Завязался рукопашный бой.