Тайный покупатель

Мама живёт в Италии, в маленьком городке близ Милана − почти как Мирошев. Живёт мама в коттедже, с Антонио, котом, велосипедом, мама занимается садом. Но там – земля родит, а у нас − суглинок. На фото – поля, стога, скрученные рулонами, и мама на велосипеде. Всё, вся земля, расчерчена на квадраты как в Зазеркалье, в Европе мало места, не то что у нас в посёлке. По весне там − удивительные деревья с разными цветами на соседних ветках, в средневековых постройках − винные склады и ослики, навьюченные крынками с вином, морское побережье, виноградники. Мама ведёт видеоблог, у неё многочисленный паблик − русских в Италии много, а ещё больше желающих поехать, посмотреть, как она когда-то, туристом. Но без колледжа она превратилась просто в гида, пусть и с сотнями лайков; она прилично выучила язык и ждёт нас со Староверовым к себе в гости. Я наконец увидел своего тёзку, человека, который, имея винные предприятия и крупный бизнес, нянькой просидел со мной, слепышом, два месяца, в самые тяжёлые мои два месяца. Чем-то и я ему помогал, учил языку, объяснял. Антонио оказался подтянутым, спортивным, коротко стриженым, с залысинами и тоже в тёмных очках, как и я, он с удовольствием общается со мной по скайпу и спрашивает про мамины непонятные выражения, вроде «шуба − валенки идут» − я отвечаю, что это сленг, обыкновенный пионерский сленг и спрашиваю у Староверова ещё смешные выражения, но Староверов злится и молчит.

У меня в доме газовый пистолет без ствола, есть и ракетница, и сильный шокер, есть дубинка – я тренируюсь защищаться, я метаю ножики – у меня специальный щит для ножей. В посёлке летом бешеный барсук напал на девочку, но я скоро буду за таким забором, что вряд ли барсук или собака смогут пролезть, а вот белки перепрыгнут, у нас на участке много елей, развесистых таких, скрывающих дом. И на елях много белок, а под елями растут грибы. Белые! Красота! Чудо! У нас тень даже в самую жару. И зимой не скучно, слышны голоса, по нашей улице в школу ходят, я люблю послушать, выйти из дома и просто послушать под забором детские голоса, отроков не терплю – они много матерятся и гогочут, юродствуют. Я могу их всех видеть на экранах, у нас повсюду камеры наружного наблюдения. Но я люблю слушать, и глаза отдыхают. Я часто слушаю на аудио сказку о безногом и слепом богатырях, и вспоминаю Данька: как он, что с ним?

Когда я только переехал, боялся выйти из дома. В доме тогда не было даже элементарного туалета – надо было выходить на улицу. А я не выходил, отказывался есть и пить. И врач сказал Староверову, что надо срочно поставить новый забор – чтобы я не беспокоился. Пришли рабочие ставить временный забор, я сидел в доме и смотрел по камерам, как они валят старинный писательский штакетник, штакетник трещал, а я вздрагивал и сердце ёкало и ныло от испуга. Пошёл снег, первый в бесснежную зиму снег, и мне показалась в свободном неограниченном ничем пространстве: по дороге вроде бы идёт Тоня, в шапке, вроде походка её, семенящая такая и стремительная. Она идёт, и с интересом смотрит на рабочих, на дом, мне показалось прямо на меня, но перед окном мотаются еловые лапы. Я поверил, что это Тоня, но сейчас не уверен – Тоня полноватая, а та девушка – вообще нет. Да и видел я тогда ещё не очень резко. Тоня… Она здесь неподалёку, я не хочу с ней встречаться. Тоня – подарок судьбы, она предупреждала о слежках и подставах, но ошиблась в заказчике, в Староверове. Тоня – лучшее, что у меня было, ещё случай, когда я пытался остановить время, ну и поездка Петербург на всероссийскую олимпиаду, и как я на всех этапах звездил с презентацией сделанной Дэном. Конечно, я бы мог переехать к Тоне, как она и предлагала, и сейчас жил бы с Тоней, но тогда я не смог бы стать таким переписчиком, связью времён. Времени вне меня нет, всё замерло. Время течёт сквозь меня. Я – затворник.