Тайный оракул

Мы потащились вперед, вытянув перед собой руки. Прислушиваясь к подозрительным щелчкам, потрескиваниям и поскрипываниям, которые могли указывать на приближающуюся опасность, я понимал, что если и замечу какие-то предупреждающие сигналы, то будет уже слишком поздно.

В конце концов мы с Мэг даже научились синхронно ступать связанными ногами. Было это не так-то просто. Если я обладаю безупречным чувством ритма, то моя напарница постоянно либо опаздывала на четверть, либо на столько же спешила, из-за чего нас уводило в сторону и бросало на стену.

Мы шли так, может, минуты, а может, дни. В Лабиринте время обманчиво. Мне вспомнились слова Остина о том, что после смерти создателя Лабиринт и воспринимается по-другому. Теперь я начал понимать, что он имел в виду. Воздух вроде бы посвежел, словно подземелье и не пережевало множество человеческих тел. Стены не испускали болезнетворного тепла и не сочились, насколько я мог судить, ни кровью, ни илом, что уже было значительным улучшением.

В былые времена каждый, кто оказывался в лабиринте Дедала, ощущал его всепоглощающее желание: Я уничтожу твой разум и твое тело. Теперь атмосфера смягчилась, и послание звучало не столь пугающе: Эй, если вы здесь умрете, будет клево.

– Мне Дедал никогда не нравился, – проворчал я. – Старый мошенник не понимал, когда нужно остановиться. Всегда требовал самую лучшую технику, все самое новое. Я говорил ему, чтобы не наделял лабиринт самосознанием. Так и сказал: И. А. всех нас уничтожит. Но нет, не послушал.

– Совершенно тебя не понимаю, – пожала плечами Мэг. – Но думаю, не стоит ругать Лабиринт, пока ты в нем находишься.

Я остановился, услышав саксофон Остина. Звук ослаб, пройдя эхом по нескольким коридорам, и мне не удалось определить, откуда он доносится. Потом и его не стало. Я переживал за них с Кайлой и надеялся, что они уже нашли три золотых яблока и благополучно вернулись в лагерь.

Наконец мы достигли развилки. Я определил это по перемене в движении воздуха и температуре.

– Почему остановились? – спросила Мэг.

– Шшш. – Я прислушался.

Звук из правого коридора напоминал негромкое завывание, как будто там работала циркулярная пила. В левом было тихо, но оттуда тянуло едва уловимым неприятным запахом… не серы, нет, но какой-то газообразной смеси минералов из глубин земли.

– Ничего не слышу, – пожаловалась Мэг.

– Пилящий звук справа. Неприятный запах слева.

– Голосую за вонь.

– Другого я от тебя и не ожидал.

Мэг изобразила свое фирменное фырканье и заковыляла в левый коридор, увлекая меня за собой.

Бронзовые полоски начали натирать ногу. Пульсация в бедренной артерии Мэг смешивалась с моим ритмом. Когда нервничаю, я обычно напеваю какую-нибудь мелодию, чтобы успокоиться, – «Болеро» Равеля или древнегреческую «Песнь Сейкилоса». Но поскольку пульс Мэг сбивал меня с толку, то единственным, что приходило на ум, был «Танец маленьких утят». Успокаивающего действия он не оказывал.

Чем дальше, тем гуще становился запах вулканических паров. Пульс сбился с идеального ритма. Сердце стукалось о ребра. Я догадывался, куда мы забрели, но боялся в этом признаться. Говорил себе, что это невозможно. Что мы не могли пройти полсвета. С другой стороны, в Лабиринте расстояние значения не имеет. Он знает, как использовать слабость жертв. Что еще хуже, у него есть свое, порочное чувство юмора.

– Вижу свет! – сказала Мэг.

И верно, кромешная тьма разжижилась до темно-серой мути. Туннель впереди заканчивался, соединяясь с узкой продольной каверной, напоминающей кратер вулкана. Впечатление было такое, будто некая гигантская лапа полоснула коридор когтями и оставила на земле рану. Существ с такими огромными лапами я видел в глубинах Тартара и уж никак не думал увидеть их снова.

– Надо повернуть.

– Глупости. Ты разве не видишь золотое сияние? Там же яблоко.

Но я видел только вихрящиеся клубы пепла и газа.

– Сияние может быть лавой. Или радиацией. Или глазами. Сияющие глаза ничего хорошего не сулят.

– Это яблоко, – стояла на своем Мэг. – Здесь пахнет яблоком.

– Неужели? И откуда ж у тебя вдруг взялся такой острый нюх?

Мэг рванула в сторону, и мне невольно пришлось последовать за ней. Для двенадцатилетней девчонки она обладала удивительной настырностью. В конце туннеля мы оказались на узком выступе. До противоположной стены было не больше десяти футов, но расселина казалась бездонной. Примерно в сотне футов над нами шахта расширялась до широкой пещеры.

В горле у меня как будто застрял остроугольный кусок льда. Никогда прежде мне не доводилось видеть это место снизу, но я знал, где мы находимся, – у омфалоса, пупа древнего мира.

– Ты дрожишь, – сказала Мэг.

Я попытался закрыть ей рот, но она тут же укусила мою ладонь и сердито рыкнула:

– Не трогай меня.

– Успокойся, пожалуйста. И не шуми.

– Почему?

– Потому что прямо над нами… – Голос у меня надломился. – Дельфы. Прорицалище оракула.

Нос у Мэг мелко задрожал, как у кролика.

– Невозможно.

– Возможно, – прошептал я. – И если это Дельфы, значит…