Тайный оракул

Мэг пожала плечами. Жест красноречивый и эффектный, но мало что объясняющий.

– Твои мечи из имперского золота. Это указывает на римскую подготовку, а значит, тебе лучше подошел бы лагерь Юпитера. С другой стороны, твоя мать – Деметра, богиня греческая, а не римская Церера.

– Откуда ты знаешь?

– Не считая того, что я бог? В Лагерь полукровок тебя определила Деметра. Это не случайность. К тому же ее более древняя, греческая форма намного сильнее. И ты тоже сильная.

Она тут же закрылась и насторожилась так, что я бы не удивился, если бы с неба низринулся Персик и принялся рвать мои волосы.

– Я с мамой никогда не встречалась. И кто она такая, не знала.

– Тогда откуда у тебя мечи? От отца?

Мэг уже поломала вафлю на мелкие кусочки.

– Нет. Меня воспитывал отчим. Он и дал мне эти кольца.

– Отчим. Отчим дал тебе кольца, которые превращаются в имперские золотые мечи. Что же это за человек…

– Хороший человек, – бросила она.

В ее голосе прозвучала сталь, и я не стал развивать тему. В ее прошлом крылась какая-то большая трагедия. Но я опасался, что если буду слишком настойчив со своими расспросами, то могу обнаружить золотые клинки у своего горла.

– Извини.

– Мм-хм. – Мэг подбросила в воздух кусочек вафли.

Вынырнувшая ниоткуда одна из лагерных уборщиц-гарпий спикировала, словно двухсотфунтовый цыпленок-камикадзе, подхватила кусочек и унеслась прочь.

– Давай для начала переживем день. У нас состязание после ланча.

По спине пробежал холодок. Чего мне никак не хотелось, так это оказаться в Лабиринте вместе с Мэг Маккаффри, но я все же удержал крик в себе.

– Насчет состязаний не беспокойся. У меня есть план, как победить.

Она вскинула бровь.

– Да?

– Ну, точнее, план будет готов после полудня. Мне нужно немножко времени…

За спиной у нас протрубила раковина.

– Лагерь, на утреннюю заправку! – проревел Шерман Ян. – Веселей, неженки! Вы у меня наплачетесь к ланчу!

15

В практике совершенство

Ха, ха, ха, не думаю так

Хнычу – не смотрите

Мне бы справку от врача с освобождением от физических нагрузок.

Честно говоря, никогда не пойму вас, смертных. Вы стараетесь поддерживать хорошую физическую форму – отжимания, приседания, пятимилевые пробежки, бег с препятствиями и прочее, и прочее. Пыхтите, потеете и все понапрасну. Вы все равно слабеете, ограниченно используемое тело изнашивается и выходит из строя, у вас появляются морщины, складки, одышка.

Ужасно! Если я хочу изменить форму, возраст, пол, вид, мне достаточно просто пожелать этого – раз! – и я уже молодой, крупный трехпалый ленивец женского рода. Никакими отжиманиями вы этого не достигнете. И где тогда логика всех этих постоянных усилий? Физические упражнения – всего лишь тягостное напоминание о том, что человек – не бог.

К концу утреннего тренинга под руководством Шермана Яна я задыхался и обливался потом. Мышцы дрожали, словно столбики желатинового десерта.

Я вовсе не ощущал себя особенной снежинкой (хотя моя мать, Лето, постоянно уверяла, что я именно такой, особенный), и меня так и подмывало обвинить Шермана в том, что он не обращается со мной соответствующим образом.

Поворчав да пожаловавшись на все это Уиллу, я спросил, куда подевалась прежняя староста Ареса. Клариссу Ла Ру я мог, по крайней мере, очаровать ослепительной улыбкой. Увы. Уилл сообщил, что она теперь учится в Университете Аризоны. Ну почему, почему в жизни замечательно хороших людей обязательно случается колледж?

После пыток и мучений я кое-как доковылял до домика и еще раз принял душ.

Душ – хорошая штука. Может, не такая хорошая, как бекон, но хорошая.

Моя вторая утренняя сессия тоже оказалась болезненной, но уже по другой причине. Вместе с сатиром по имени Вудроу меня определили на уроки музыки в амфитеатре.

Класс у сатира был маленький, и на мое появление он отреагировал немного нервно. Может быть, Вудроу слышал легенду о том, как я содрал кожу с сатира Марсия, вызвавшего меня на музыкальное состязание. (Как я уже говорил, версия со сдиранием кожи совершенно не соответствует истине, но слухи обладают поразительной способностью держаться на плаву, тем более что я сам отчасти несу ответственность за их распространение.)

Вооружившись свирелью, Вудроу показал минорные гаммы. С этим у Остина проблем не возникло, хотя он, бросив вызов себе самому, и взялся играть на скрипке, инструменте для него чужом. Валентина Диас, дочь Афродиты, попыталась изобразить что-то на кларнете, но извлеченные звуки напоминали жалобное тявканье бассета в грозу. Дэмиен Уайт, сын Немезиды, оказался достойным своей матери, сделав объектом мести акустическую гитару. Играл он с таким остервенением, что порвал струну D.

– Ты ее сломал! – заметила Кьяра Бенвенути, прелестная итальянка, дочь богини судьбы Тихе, привлекшая мое внимание еще накануне. – А она мне нужна!

– Не шуми, – пробормотал Дэмиен. – В реальном мире случается всякое. И струны иногда рвутся.

Кьяра выпустила очередь на итальянском, переводить которую я не решился.

– Можно? – Я потянулся к гитаре.