Пока мы ждем авторизации запроса по карточке, я стараюсь вспомнить, оплатила ли свой счет в «Октагоне». Они ведь присылали мне гневное письмо? Что-то про долги. Но я наверняка давно все оплатила. Ну если не все, то хотя бы часть…
— Мне придется позвонить, — говорит кассирша, глядя на экран кассы. Она быстро берет трубку и набирает номер. — Если я продиктую вам номер счета…
Позади меня кто-то громко вздыхает. Чувствую, как кровь все больше и больше приливает к лицу. Я не в силах ни оглянуться, ни сдвинуться с места.
— Понятно. — Кассирша кладет трубку. Она смотрит на меня, и у меня подкашиваются коленки. Теперь на ее лице нет ни тени вежливости или учтивости — одна лишь враждебность. — Наши финансовые службы просят вас срочно связаться с ними, — сердито говорит она. — Я дам вам их номер.
— Хорошо. — Я стараюсь говорить как обычно. Как будто это вполне нормальная просьба. — Хорошо, я им позвоню. Спасибо. — И протягиваю руку за карточкой. Покупки меня уже не интересуют. Единственное, чего я сейчас хочу, — поскорее отсюда убраться.
— Простите, но ваш счет заблокирован. — Кассирша и не думает понижать голос. — Мне придется забрать у вас карточку.
Я смотрю на нее, не в силах поверить в происходящее. От удивления у меня даже лицо зачесалось. Позади происходит какая-то возня — все вдруг стали многозначительно подталкивать друг друга в бок и кивать в мою сторону.
— Если у вас нет других платежных средств… — Кассирша выразительно смотрит на ворох вещей у кассы. Мой махровый халат. Мое новое одеяло. Ароматическая свеча. Огромная кипа всякой всячины. Вещи, которые мне не нужны. Вещи, за которые я не могу заплатить. Внезапно от одного вида этого барахла мне становится тошно.
Я беспомощно мотаю головой. Чувствую себя так, словно меня поймали за кражей.
— Эльза, — говорит кассирша, — разберись тут, пожалуйста. Клиентка не будет оформлять покупку.
И вторая кассирша с подчеркнуто равнодушным видом отодвигает кучу подальше, чтобы она не мешала им работать.
— Следующий.
Женщина, стоящая за мной, подходит к кассе, стараясь не смотреть на меня, и я медленно разворачиваюсь. Меня в жизни так не унижали. Кажется, весь этаж на меня глазеет — покупатели, продавцы, кассиры, — и все перешептываются и тычут пальцем: «Видели ее? Видели, что случилось?»
На ватных ногах я бреду к выходу, не решаясь поднять глаз. Какой кошмар. Надо поскорее выбраться отсюда. На улицу…
И куда пойти? Домой, наверное.
Но вернуться к Сьюзи я тоже не могу — опять выслушивать, какой замечательный этот Таркин. Или еще хуже, наткнуться на него самого. Господи. Мне от одной мысли дурно делается.
Куда же податься?
Я, пошатываясь, вываливаюсь на улицу, отворачиваюсь от насмешливо глядящих мне вслед витрин. Что делать? Куда идти? Такая пустота в голове. Я едва не теряю сознание от обволакивающего страха.
Останавливаюсь на перекрестке. Жду, когда загорится зеленый свет, и блуждаю пустым взглядом по витрине с кашемировыми жакетами. И вдруг при виде пушистой розовой кофты я чувствую комок в горле, и в тот же миг к глазам подкатывают слезы облегчения. Я знаю, куда пойти. Я знаю место, где меня всегда ждут.
Дома, у мамы и папы.
16
Когда, в то же воскресенье без предупреждения появившись у родителей, я объявила, что хочу пожить у них несколько дней, они нисколько не удивились.
Мою просьбу они восприняли даже слишком спокойно, отчего у меня тотчас возникло подозрение, что они ожидали такого исхода с тех самых пор, как я переехала в Лондон. Неужели они каждые выходные ждали, что я вернусь к ним без вещей и с покрасневшими от слез глазами? Как бы там ни было, вели родители себя очень спокойно и естественно — как санитары «скорой помощи».
Хотя, конечно, санитары не стали бы пререкаться по поводу того, как лучше спасать пациента. Через несколько минут я уже готова улизнуть в сад, чтобы дать им возможность договориться о моей дальнейшей судьбе.
— Иди наверх и прими горячую ванну, — советует мама, как только я ставлю на пол свою сумочку. — Ты, наверное, устала!
— Она не обязана принимать ванну, если ей этого не хочется! — возражает папа. — Может, она выпить хочет! Дорогая, выпить хочешь?
— Это, по-твоему,
— Нет, выпить мне не хочется, а вот от чая не отказалась бы, — встреваю я.
— Конечно! — вскрикивает мама. — Грэхем, поставь чайник! — И еще один многозначительный взгляд.
Как только папа исчезает в направлении кухни, мама подходит ко мне и шепчет:
— Милая, у тебя все нормально… ты хорошо себя чувствуешь?
Кажется, ничто в мире не заставит тебя расплакаться так, как мамин сочувственный голос.
— Ну, — блею я, — бывало и получше. Просто у меня… сейчас сложная ситуация. Но все будет хорошо. — Я пожимаю плечами и отвожу глаза.
— Ты знаешь, — шепчет она еще тише, — твой отец не такой уж старомодный, как кажется. И я уверена, что если нужно присмотреть за… малышом, пока ты работаешь…
— Мама, не волнуйся! Я не беременна!