Тайный фронт против второго фронта

По своему характеру операции тайного фронта в конце 1941 — начале 1942 года и в конце 1942 года имели определенные различия. Если сперва они определялись временными успехами вермахта на советско-германском фронте, то после Московской битвы участники контактов — как с немецкой стороны, так и со стороны эмиссаров Англии и США — не могли не учитывать новую обстановку. Что касается немецкой стороны, то здесь даже в самой верхушке рейха (исключая, конечно, самого Гитлера) стали появляться сомнения. Как признавался после войны в письме ко мне генерал Франц Гальдер — бывший начальник генштаба сухопутных войск — у него уже после Москвы сложилось мнение, что войну, как он выразился, «нельзя выиграть военными средствами», то есть нужны были средства политические. Аналогичное «прозрение» пришло и к начальнику разведки СС Вальтеру Шелленбергу, который в августе 1942 года в беседе с глазу на глаз поставил Гиммлеру вопрос: что он собирается делать, если война будет проиграна? Ответ у Шелленберга был готов: попытаться, пока не поздно, установить контакт с США и Англией. Гиммлер согласился с ним.

Эта новая ситуация нашла свое выражение и в официальной позиции Берлина. Если в период успехов на фронте всякий поиск сепаратного компромисса отвергался как противоречащий интересам держав «оси», то с середины 1942 года как Риббентроп, так и германские спецслужбы — Канарис и тот же Шелленберг — стали думать по-иному. Пример тому — тайные зондажи, которые осуществлялись в 1942 году в Швейцарии. Здесь со стороны западных союзников с января действовал английский генконсул Эрик Кэйбл, опытный разведчик.

По документам, хранящимся ныне в Центральном государственном архиве ГДР в Потсдаме, Н. С. Лебедева восстановила ход этой запутанной интриги. 12 февраля 1942 года министр иностранных дел Швейцарии Пиле-Гола, известный своими прогерманскими симпатиями, встретился с немецким посланником Отто Кёхером, который в ближайшие дни собирался в Берлин. Пиле-Гола знал, что Кёхер информирован о зондажах, предпринимавшихся через Эйткена осенью 1941 года. На этот раз Пиле-Гола попросил Кёхера задать в Берлине вопрос: может ли Германия возобновить переговоры с Англией об обмене тяжело раненными и больными военнопленными? Одновременно он дал понять, что при этом можно было бы «обсудить и другие вопросы». В этот же день Кёхеру был задан швейцарской стороной и другой вопрос: как прореагировал бы Берлин на «мирную инициативу»?

Кёхер, не ожидая инструкций, ответил, что «серьезный запрос относительно заключения мира был бы тщательно изучен в Германии». Однако это начинание не получило развития: Кёхеру было приказано дезавуировать свой ответ и сослаться на «решимость воевать до победного конца». Но буквально через несколько дней Риббентроп, принимая итальянского министра Д. Боттаи, неожиданно заговорил с ним о… позиции Англии в вопросе заключения сепаратного мира. Вслед за этим в Риме немецкий посол фон Бисмарк, а в Анкаре фон Папен стали интересоваться возможностями заключения сепаратного мира.

«Теплился огонек» и в Швейцарии. В конце февраля швейцарский собеседник Кёхера федеральный советник Шультгес известил посланника, что имел беседу с одним «влиятельным американцем». Тот, хотя и не принадлежал к правящим кругам, все же счел нужным сообщить, что в определенных сферах США размышляют над вопросом о целесообразности прекращения войны. Пиле-Гола в апреле снова заговорил с Кёхером о возможности переговоров об обмене военнопленными.

На этот раз Кёхер был более осторожен. Он ответил в духе, предписанном Риббентропом, однако в своем рапорте он высказал мнение, что инициатива исходит вовсе не от швейцарского министра, а от Э. Кэйбла. Именно Кэйбл, беседуя с известным швейцарским военным промышленником Бюрле, сказал о своем «благожелательном отношении» к идеям «новой Германии» и о том, что следовало бы немедленно начать англо-германские переговоры — предпочтительно на высоком уровне. Новое указание Кёхеру из Берлина было неожиданным: сохранить связь с Кэйблом. Более того: предписывалось выяснить, по чьей инициативе действовал консул, насколько серьезны его намерения. Это указание было выполнено: Бюрле встретился с Кэйблом, а тот пожелал видеть официального представителя германского посольства. Тогда роль посредника взял на себя… Шелленберг. Заручившись поддержкой Гиммлера, он установил контакт с Кэйблом, который продолжался до 1943 года. Остается лишь добавить, что резидентура УСС знала о действиях английского генконсула.