Тайный агент. На взгляд Запада

Не доходя до Найтсбриджа^[25], мистер Верлок свернул налево, покинув оживленную магистраль, по которой с грохотом проезжали раскачивающиеся омнибусы и трясущиеся фургоны да почти бесшумно проносились хэнсомы^[26]. Его волосы под слегка сдвинутой назад шляпой были тщательно расчесаны и имели солидно-прилизанный вид: ведь он направлялся не куда-нибудь, а в посольство. И сейчас мистер Верлок, незыблемый как скала, — правда, скала мягкая, — шагал по улице, каждая деталь которой словно говорила о частной собственности. В ее ширине, безлюдности и протяженности заключалось величие неорганической природы, никогда не иссякающей материи. Единственным напоминанием о смерти здесь была коляска врача, в величавом одиночестве замершая у тротуара. Далеко, насколько хватало зрения, тянулся ряд отполированных до блеска дверных молотков, темным, непрозрачным блеском сияли чисто вымытые окна. И стояла тишина… Но вот вдалеке прогрохотала тележка молочника; высоко восседая над парой красных колес и правя с благородной бесшабашностью колесничего на Олимпийских играх, вылетел из-за угла мальчишка из мясной лавки. Шкодливого вида кот вынырнул из подвала, некоторое время бежал перед мистером Верлоком, потом снова нырнул в подвал. Толстый констебль, отделившийся, судя по всему, прямо от фонарного столба и столь мало подвластный эмоциям, как будто тоже являлся частью неорганической природы, не обратил на мистера Верлока ни малейшего внимания. Еще раз свернув налево, мистер Верлок двинулся по узкой улице вдоль желтой стены, на которой по совершенно непонятным причинам были выведены черные буквы «№ 1, Чешем-сквер»^[27]. До Чешем-сквер оставалось еще по меньшей мере шестьдесят ярдов, и мистер Верлок, достаточно космополитичный для того, чтобы не смущаться лондонскими топографическими загадками, спокойно, не выказывая ни удивления, ни негодования, продолжал свой путь. Когда деловитая целеустремленность принесла свои плоды и Чешем-сквер был наконец достигнут, мистер Верлок пересек площадь по диагонали, двигаясь в направлении дома номер 10. Им обозначались внушительные ворота для экипажей в высокой глухой стене, соединяющей два дома, один из которых вполне логично носил номер 9, а другой — номер 37; правда, табличка, помещенная над окнами его нижнего этажа попечением того в высшей степени деятельного ведомства, которое занимается поиском сбившихся с пути лондонских зданий, сообщала, что на самом деле дом этот относится к Портхилл-стрит, улице, хорошо известной в округе. Почему нет никого, кто обратился бы в парламент, чтобы заставить все подобные здания вернуться на свои места (для этого хватило бы и краткого закона), — одна из загадок муниципального управления. Мистер Верлок не ломал над ней голову, ведь жизненная миссия его заключалась в том, чтобы охранять общественный механизм, а не совершенствовать его или даже просто критиковать.

Было еще очень рано. Швейцар посольства выскочил из сторожки, на ходу продолжая борьбу с левым рукавом ливреи. Жилет на нем был красного цвета, и он носил бриджи, но вид у него был несколько взъерошенный. Мистер Верлок с легкостью отразил этот фланговый натиск, показав швейцару конверт с гербом посольства, и продолжил путь. Тот же талисман был предъявлен и лакею, открывшему дверь в приемную; лакей отступил в сторону, пропуская мистера Верлока вперед.

Ясное пламя пылало в высоком камине. Стоявший спиной к нему пожилой человек во фраке и с цепью на шее оторвался от газеты, которую, развернув, держал в руках перед собой. Он не пошевелился, выражение на его спокойном и суровом лице не изменилось. Другой лакей в коричневых панталонах и во фраке, обшитом по краю тонким желтым шнуром, приблизился к мистеру Верлоку и, когда тот негромко назвал себя, молча развернулся на каблуках и, не оглядываясь, зашагал по коридору, уводящему влево от парадной, устланной ковром лестницы. Мистер Верлок двинулся следом. Внезапно ему указали жестом, куда войти. Он оказался в небольшой комнате с тяжелым письменным столом и несколькими стульями. Слуга затворил дверь, и мистер Верлок остался один. Садиться он не стал. Он огляделся, держа в одной руке шляпу и трость и приглаживая короткими и толстыми пальцами другой руки свои и без того прилизанные волосы.