— Тоже не можешь уснуть? — болезненно спросил Альфред, проводя ладонью ей по волосам. Обнажённые тела переплелись под тонким белым одеялом, но даже огонь страсти не мог успокоить измученные усталостью и страхом души. Габриэль приподняла головку, посмотрела брату в глаза и, болезненно улыбнувшись, сказала:
— Не могу уснуть. От тебя воняет козлиной.
— Ты тоже не благоухаешь, — усмехнулся Альф.
— Не могу выбросить из головы его лицо… Произошедшее ночью… Мне страшно, Альфи. Я подумала: что, если в замке убийца? Что, если все это — жестокая игра, попытка обмануть нас?
— Ты думаешь? — хмуро спросил Альфред. — Но кто убийца? Харпер? С чего бы ему убивать своего водителя? Лютер и Мия? Они, считай, дети.
— А если есть кто-то еще? — болезненно прошептала Габриэль. — Еще один наследник? Незаконнорождённый сын?
— И что? Ты ведь читала завещание, Гэби? Если наследство нам не достанется, то не достанется никому.
— Читала… — с горечью ответила Габриэль, крепче прижимаясь к Альфреду. — Не могу поверить, что он так с нами поступил. Дал меньше всех только потому, что мы любим друг друга. Бессердечный ублюдок.
— Меня это не удивляет, Гэби. Но. Откуда он узнал? Мы хорошо скрывались, никто нас не видел, никто не слышал! Этот мерзавец провел последние десять лет жизни в этом замке. Он никак не мог о нас узнать.
— Значит, кто-то рассказал.
— Священник, — вдруг озарило Альфреда. — Только он знал, что мы женаты. Он нарушил слово и все рассказал Йоханесу.
— Священник? — встрепенулась Габриэль. — Ну конечно, кто же еще! Ничего, вернемся в Лондон и тогда…
— Я с него шкуру спущу, — прорычал Альфред. — Голыми руками.
— Он нам за все заплатит.
— Ладно, все это уже неважно, — грустно сказал Альфред, закрывая глаза. — Продадим каравеллы и фирмы, и, может, наберется кругленькая сумма. Купим домик на итальянском побережье. Не роскошная вилла, но все равно.
— На Корсике. Подальше от этого гнилого мира.
— На родине Бонапарта? — хохотнул Альфред. — Да ты, Гэби, умеешь выбрать место.
— А ты сомневался?
— Ни на минуту. Ты у меня умница, Гэби. За это я тебя и люблю.
Габриэль посмотрела Альфреду в глаза и, улыбнувшись, поцеловала в губы. Тонкие пальчики скользнули по груди.
— Люби меня, — прошептала она.
***
Мертвец всегда кажется живым. Ты смотришь в гроб, и кажется, одно мгновение и покойник раскроет глаза, сладко зевнет и, посмотрев на тебя, скажет: «Зачем разбудил? Еще ведь рано». Ты понимаешь умом, что перед тобой не более, чем кукла таксидермиста. Выпотрошенные, забальзамированные останки, но как сложно себя в этом убедить! Возможно, всему виной сущность смерти. Она настолько противна нашему сознанию, что оно отказывается принимать ее.
Так думал Харпер, глядя на Йоханеса Аарона, мирно покоящегося в гробу. Когда родственники ушли, он расстегнул костюм, убрал жабо и убедился в том, что швы от вскрытия остались. Йоханес Аарон, по крайней мере, тот, что лежал в гробу, никак не мог подняться и пойти по коридорам. Разум кричал об этом, но американец прекрасно помнил то, что видел ночью. Он видел призрака. Самого настоящего призрака негра, заморенного голодом где-то в глубине замка.
Все естество кричало: негр привел его к люку неслучайно. Таинственное исчезновение Йоханеса, смерть охранника — все это зловещая загадка, и ответ на нее скрыт под двухсантиметровым слоем металла. Вот только замок там такой, что ломать багром можно вечность, и то едва ли выйдет, а ключа нет.
— Я потерял целый день, старый ты ублюдок, — зло прошептал Харпер. — Но ничего, через час я запихаю тебя в склеп. А потом съезжу в город, найму пару крепких парней, и мы вскроем твой лючок.
Какие же тайны скрываются под ним? Только ли кости или старинные документы? Промелькнула мысль о том, что, возможно, в таком закрытом подвале может храниться нечто более серьезное, нежели мёртвые тела нигеров и пыльные бумаги. Перед глазами возникло золото ацтеков, привезенное в ящиках Хуаресом Аароном. Американец вдруг подумал, что, если спрячет это золото и не скажет родственникам, то сможет все потратить на нужды фирмы.
— Если золото нашлось в доме Йоханеса — значит, оно его, а значит, и делится по наследству. Но если замок будет мой… — на лице Харпера появилась жадная ухмылка. — Подумать только, и от дохлого нигера есть польза.
Американец бросил взгляд на зловещую фарфоровую маску, презрительно хмыкнул и вышел из комнаты, полный стремления покончить с тайнами этим же днем. Оставалось множество вопросов без ответа, но Харпер верил: в том погребе, за листами железа, есть все и даже больше. Пустые взгляды старинных портретов вели американца по серому коридору, бросая в спину осуждающие взгляды. У одного из них тот остановился. Внимание привлекла необычная, исключительная красота женщины в корсете, смотрящей на него величественным, но немного грустным взглядом.
«Екатерина Аарон. 1595 – 1616 гг.»
— Двадцать один год, — хмыкнул американец. — Умерла молодой.
Рядом с портретом женщины — лик высокого, статного мужчины с густой черной бородой. Черное одеяние с густым меховым воротником, типично аароновские черные зрачки.