– Сейчас заведёшь: чтобы вас оглаживать да облизывать. Уж очень вы это любите.
– Что верно, то верно.
– Ну, вот что! Ты мне лясы здесь не точи. – Зинка повела плечиком. – Вижу и так, – умелый мастырщик. Чего припёрся-то? Так ничего и не сказал про наказ Толькин. Может, врёшь всё? Нет никакого наказа. Я ведь с Толяном не живу давно. И он об этом знает. Написала ему. Письма два или три. Там всё и прописала. Спросила, куда он рулить будет? Только ответа не получила.
Чужак поморщился, но ни слова не проронил.
– Как второй раз он сел, решила я бросить его. Чего ждать? Кулаков снова?
– Небось нашла кого?
– А и нашла! – с вызовом вздёрнула голову Зинка. – Зарегистрировались мы по-человечески. Вечерок сыграли. А с Толяном мы кто? Так… Он свободой дышал, дружками да гармошкой. А я развелась без него, фамилию новую взяла. Кирпичникова теперь. И паспорт у меня другой.
– Вот, значится, как. А он знает?
– Кто?
– Толян-то?
– Знает не знает, теперь уже не важно, – Зинка чуть не топнула ногой от гнева. – Я ему писем накатала уйму. Даже сама в город собиралась ехать. Но не знала адреса спецкомендатуры. А на почте сказали: пошли с уведомлением главному начальнику милиции в город. Там разберутся и найдут способ, как известить. Начальник потом ответил, что письма мои все доставлены адресату. Значит, получил мою весть.
– Значит, получил, – повторил за ней бородач, но, помолчав, добавил: – А, может, и не получил…
– Как это?
– А вот так. – Чужак полез за обшлага рукава пиджака и вытащил оттуда тёмный маленький свёрточек. – На, держи!
Зинка вытаращила на бородача удивлённые глаза.
– Узнаёшь?
– Вот те на! – охнула она, присела даже, всплеснув полными голыми руками. – Его гомонок-то! Его. Толькин. Как есть.
– Деревня! Бумажник это. Открой, – поправил её незлобиво рыжий, вроде усмехнулся.
– Случилось что с ним? Убили? – закатила глаза Зинка.
– Почему же враз случилось?
Зинка держала кожаный бумажник на вытянутых руках, боясь, как жабу или змеюку какую.
– Фотка там. И деньги.
– Фотка?
– Просил передать. Чтобы, значит, не сомневалась.
Зинка осторожно подошла к столу, присела, положила бумажник перед собой, оглядела его со всех сторон, словно какую диковину, дрожащими пальцами раскрыла.
– Ба! Точно. Денег-то сколько! – Она, не доверяя глазам, обернулась на рыжего, уже подошедшего к ней и наблюдавшего из-за её спины. – Никогда денег не давал. Даже на хлеб… В магазин за водкой сам ходил. А тут, нате вам, расщедрился…
– Заработал, значит.
– Накрыло его там. Как есть накрыло… Ты вот о Боге заговорил. И на него, видать, снизошло. Побегу я, тётку Пелагею расспрошу. Пусть погадает.
– Не надо никуда бегать.
– Что так? Пелагея – божья старушка. В церковь ходит. Молитвы знает, заговоры. Она враз скажет, что такое с Толяном сподобилось.
– Сиди, говорю! – зло буркнул рыжий и так глянул на Зинку, что у неё ёкнуло внутри, и она, поначалу вскочив резво на ноги, снова опустилась на стул.
– Тётка Пелагея у меня за мать родную, – пролепетала она. – И Тольку мово знала, как облупленного. Что с того, что позову?
– Вот уйду я отсюда, тогда зови, кого хошь, – бородач сверкнул чёрными глазами.
– Боишься чего? – сжалась Зинка. – Не беглый, случаем?
– Говорю тебе, домой иду. Если бы Толян не попросил, и не видать тебе меня.
– А чего боишься?
– Ты что же мильтонов не знаешь? – ощерился бородач. – Им только на глаза попадись. Начнут шкуру драть. Не отбрешешься. А я и так в городе задержался. У дружков погостил, а как в кармане шиш на аркане поймал, так домой и заторопился. Вишь, в каком рванье домой приходится идти. Стыдно будет перед отцом да матерью.
– В карты продул всё?
– А-а-а! – зло махнул рукой бородач. – Город деньги любит. Но избавил себя от желаний.
– Значит, на баб извёл, – осуждая, покачала головой Зинка. – Городские бабы гладкие, да хваткие. Вот и Толька мой, когда первый раз освободился, так же гол как сокол притопал… А здесь деньги прислал. Удивил он меня.
– Ты посчитай.
– А чё их считать? Я откуда знаю, сколь их было? – Зинка хитро зыркнула глазами на рыжего, но деньги всё же вытащила, пересчитала бережно, аккуратно разглаживая мятые, откладывая в сторону надорванные и грязные.
– Фотка там ещё, – напомнил рыжий. – Вам, бабам, только бы деньги.
– А ты поживи на моё. Не так запоёшь, – Зинка опять завелась. – Хорошо, корова выручает, да куры. Туристы молоко берут, яйцами не брезгуют, опять же бракаши заезжие заскакивают за самогонкой.
Бумажник был уже пуст, но Зинка для пущей верности распотрошила его и потрясла над столом, изнутри что-то выпало.
– Ба! Вот те на! – вскрикнула она, схватив трясущимися руками бумажку и цепко вглядываясь в неё. – Откуда у него такая фотка? Я уж не помню.