Тайны взрослых девочек

«Зачем я вообще с ним? Когда наконец я устану терпеть это унижение? Когда возьму и выскажу ему все, что наболело? Да и отношения ли это? Когда я перестану бояться его потерять?»

Она уткнулась лбом в прохладное стекло кухонного окна и смотрела вниз, во двор. Уже стемнело, но на хорошо освещенной дорожке резвились трое ребятишек лет пяти-шести. Перебрасывали друг другу красный мячик и хохотали так звонко, что слышно было даже сквозь закрытое окно. Рядом на скамейке сидели их мамы, болтали, поглядывали на играющих детей. Картинка чужого будничного счастья.

Почему-то именно эта совершенно обычная сцена стала последней каплей, которая переполнила чашу Лениного терпения. Она сползла на пол, обхватила руками колени и заплакала.

Из коричневой тетради Николая Шмелева

Быть королем оказалось приятно и не особенно хлопотно. Главное – наладить дело так, чтобы самому только контролировать нескольких особо доверенных людей, а они уже будут рулить всем остальным.

Организаторские способности у Игоря были, он всегда имел дело с разными людьми, а потому неплохо в них разбирался. Вот и сейчас он легко определил, кому из подручных какое дело стоит поручить, чтобы не было сбоев. Немаловажно, что он оказался справедливым королем и не обижал никого из приближенных в том, что касалось расчетов.

Но все это была только верхушка айсберга. Никто не знал, как именно уходят под крыло Хана владельцы мелкого бизнеса, почему добровольно отдают ему приличную часть своих, скажем прямо, скромных доходов. Стоило в городе появиться новому кафе, автосервису, магазинчику, торгующему автозапчастями, или небольшому пивному бару, как спустя время к нему подъезжали две-три тонированные машины с крепкими бритоголовыми ребятами в кожаных куртках. Первое предложение всегда делали в дружелюбном тоне, никакого насилия или угроз. Если – как правило, в первый раз так и было, – так вот, если новоявленный хозяин отказывался платить за какую-то мифическую охрану, следующий визит был уже менее дружелюбным. Кафе могло загореться в самый неподходящий момент, автозапчасти оказывались испорченными, пиво – разбавленным керосином, а подъемники автосервиса выходили из строя.

Кто понимал, что это только прелюдия, мгновенно соглашался на предложение Хана и дальше в строго установленный день отдавал приезжающему человеку конверт с определенной суммой. Если же до хозяина плохо доходило, в дело шла тяжелая артиллерия. Тогда люди Хана не останавливались ни перед чем, включая физическое воздействие.

Желающих обратиться за помощью в милицию не было. Непонятливым объясняли сразу, что это бесполезно. Нередко случалось и так, что милицейская машина приезжала на место разборки и исчезала почти мгновенно, стоило милиционерам увидеть людей Хана.

Счет погибших шел уже на десятки. Гарику назначил встречу начальник городского отдела по борьбе с организованной преступностью. Король не отказал ему в просьбе, приехал, и им вроде даже удалось достичь определенного взаимопонимания. Хан согласился, что не стоит усеивать трупами все вокруг, а милицейский начальник пообещал, что, если число убитых не будет превышать разумных пределов, дела раскрываться не будут.

Разумеется, придерживаться этих договоренностей удавалось не всегда. Недовольство бездействием правоохранительных органов в городе росло. Но конфликтовать с Ханом открыто никто не смел.

Лена вложила в тетрадь закладку, сняла очки и зажмурилась. В глаза словно песок насыпали, да и от прочитанного по спине пробежал холодок.

Она давно уже привыкла и к трупам, и к тому, что некоторые люди считают себя вправе решать, кому жить, а кому не стоит. Но вот такие истории всегда вызывали у нее ужас. Все-таки ей повезло, что в то время она не была сотрудником прокуратуры и ей не приходилось делать выбор между долгом и желанием выжить.

Эта мысль сама собой привела к отцу. Интересно, а его чем зацепили? Как, при каких обстоятельствах он познакомился со Стрелковым и почему помог ему исчезнуть из материалов дела? Ведь должно же было быть что-то такое, что заставило бы его выбрать между деньгами и честью. Лена отложила тетрадь и пошла ставить чайник.

При мысли об отце привычно защемило сердце. Эту боль, оказалось, невозможно заглушить ничем. Порой Лене казалось, что, если бы отец сел напротив, взял ее за руку и, глядя в глаза, объяснил, что и как происходило на самом деле, она бы поняла и простила что угодно. Но он предпочел сперва отрицать, а потом замалчивать, и это было особенно непонятно. Да, она дала себе слово не судить родителей, но все равно не могла успокоиться. Желание узнать правду никуда не исчезло. Вот только пока у нее никак не получается выяснить эту самую правду, не ударив отца еще раз.