Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста

Но на самом деле «Фулканелли» не были ни автор текста Дюжоль, ни иллюстратор Шампань. В самой «Тайне соборов» автор четко выбирает для себя тон студента, излагающего и комментирующего труд учителя (или учителей), у которого он узнал тайны этой премудрости. В предисловии ко второму изданию «Тайны» Канселье подчеркивает это, включая в книгу письмо, «адресатом которого, вне всякого сомнения, был учитель Фулканелли», письмо которого было найдено в бумагах Фулканелли. Автором «Тайны», по всей видимости, был мастер, уже приобщившийся к Великому Труду, а не его ученик И если это не очередная мистификация — что, впрочем, не исключено и даже вполне возможно, — то этого таинственного мастера-алхимика, представителя предшествующего поколения, и можно считать истинным «Фулканелли», главным источником информации.

Такова была цепочка размышлений, которая побудила нас взглянуть на Крест в совершенно ином свете. Что, если Андайский Крест и его предшественники, включая, по всей видимости, и таинственный резной камень-линга Хьюитта, действительно послужили отправной точкой для повествования Фулканелли? Фулканелли утверждает, что цоколь монумента был создан в 1680-е гг. — дата, предполагающая определенный уровень ветровой эрозии изображений. Возникает вопрос: кто тогда, в 1680-е гг., мог обладать достаточно обширными познаниями, чтобы зашифровать сложную астрономическую и алхимическую информацию в виде целой серии странных и взаимосвязанных друг с другом образов-символов на странном монументе, воздвигнутом в глухом углу баскских Пиренеев? И ради чего это было сделано?

Уже сами по себе эти вопросы проливают новый свет на проблему личности Фулканелли. В главе 2 мы уже высказывали предположение, что целью Фулканелли, по крайней мере — отчасти, было присутствовать при новом расцвете эзотерической традиции на Западе, которая является столь же сложной и трансцендентной, как и на Востоке. Фулканелли прослеживает преемственность этой традиции, или, как сказали бы на Востоке, ее родословие, вплоть до того времени, когда был воздвигнут Андайский Крест, то есть примерно до середины или конца XVII в. Как мы уже говорили в главе 2, этот период представляет собой как бы паузу между движением резенкрейцеров и зарождением масонства. По всей видимости, в этот момент в родословии произошел некий разрыв, и часть эзотерической традиции в лице своих адептов вымерла или ушла в андеграунд, то есть в подполье. К середине XIX в. спиритуалистическая составляющая западной мысли настолько оскудела, что зарождающаяся теософия нашла своих учителей и махатм на Востоке.

Однако и сам Фулканелли, и Андайский Крест являют собой свидетельство того, что это родословие, или преемство, исчезло далеко не полностью.

Конец XVII в. явился апогеем «научной» алхимии и времени зарождения химии, а также эпохой начала развития астрономии как науки. Людовик XIV выстроил Королевскую обсерваторию в Париже практически в то же самое время, когда был воздвигнут Андайский Крест, и, как напоминает нам Фулканелли, поместил в подземелье одну из Черных Мадонн, главное, что при этом произошло, — это переход линии преемства от традиционно рыцарской и аристократической элиты к сообществу интеллектуалов, включавшему в себя ученых, писателей и людей искусства. Подобный переход начался в русле розенкрейцеровского движения и получил еще более широкое распространение в раннем масонстве.

После Великой французской революции и эпохи Наполеоновских войн эта родословная линия вновь оказалась под угрозой полного уничтожения. От прежнего режима уцелели лишь немногие «посвященные», и в самом начале 1830-х гг. эта традиция начала понемногу возрождаться. Публикация в 1832 г. книги «Разоблачение Гермеса» таинственного Килиани, которого Канселье, по слухам, отождествил с Антуаном Дюжолем, старшим братом Пьера, знаменовала собой поворотный этап в возрождении этой преемственности. В том же году вышел в свет сразу же завоевавший невероятную популярность «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, положивший начало бурному всплеску интереса ко всему готическому. Тринадцать лет спустя совсем еще молодой Эжен Виллье-ле-Дюк начал работы по реставрации самого собора Нотр-Дам в Париже, а его чертежи и рисунки, по-видимому, послужили впоследствии прототипом для иллюстраций Шампаня к книге «Тайна соборов».