Отметим еще одну особенность: при Владимире Мономахе в том же Суздальском крае еще строили из плинфы и в смешанной технике. Белокаменное строительство началось в середине XII века при Юрии Долгоруком и продолжалось более трехсот лет – из белого камня строили и в Московском княжестве. А в середине XV века произошел практически повсеместный возврат к кирпичу. И это тоже загадка.
«Эта ситуация, в истории русской архитектуры уникальная, проработана в литературе
От домонгольской эпохи, кроме памятников архитектуры, до нас дошли только отрывочные, часто разноречивые и тенденциозные свидетельства летописей – «разбитого зеркала своего времени». Но памятники, несмотря на многочисленные перестройки, разрушения и некачественную реставрацию, сохранились в количестве, вполне позволяющем заняться поиском ответов на вопросы.
Вторая загадка. Почему в середине XII века Юрий Долгорукий начал строить во Владимиро-Суздальской земле не из кирпича, а из белого камня? И кто научил его этому? И что это за камень?
Третья загадка. Почему белый камень и при потомках Юрия остался господствующим видом строительного материала, при всей его кажущейся дороговизне, а главное не долговечности и полном отсутствии прочности, если мы ведем речь об известняке северной Руси.
Четвертая загадка. Почему в «преемнице» Суздаля – Москве – эта традиция продолжалась еще очень долго и прекратилась только в середине XV века?
Параллельно с исследованием этих вопросов мы можем попытаться прочитать в «каменной летописи» и более развернутые характеристики эпох Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо и их потомков. Ведь летописцы были связаны политикой, религией, личными симпатиями и антипатиями, а зодчество несет в себе объективную, хотя и не столь легко прочитываемую информацию. Подлинное зеркало каждой эпохи – архитектура. Под таким углом зрения мы и будем ее рассматривать.
Проблемы, которые мы перед собой поставили, гораздо шире вопросов генезиса архитектурных форм и применения той или иной строительной техники. Они требует привлечения истории, экономики, политологии, искусствознания, математической статистики, почвоведения, геологии и ряда других наук. В конце концов, мистики, эзотерики и конспирологии. Следовательно, мы обязаны работать на «стыке дисциплин».
Про Юрия Долгорукого говорилось и писалось много. Взгляды на его весьма неоднозначную личность и весьма неоднозначную историческую роль столь же неоднозначны. Это он – основатель Москвы помпезной статуей на Тверской улице напротив Московской мэрии простер свою длань к потомкам. И это он же вероломный лихоимец, тянувший алчные руки из Суздаля к Киеву, и жестокосердный деспот, снискавший всеобщую ненависть, зело любящий питие и женщин. Некоторые дописались до того, что он… борец за независимость Суздальского края (последнее, к сожалению, не анекдот, а вполне серьезное утверждение одного из современных школьных курсов «истории Отечества»).
Наверное, нам не стоит ни осуждать, ни оправдывать Юрия Долгие Руки. Но в его исторический портрет следует внести один дополнительный штрих. Именно в эпоху Долгорукого, как утверждают историки, был совершен решающий «прорыв в новое завтра» всего Владимиро-Суздальского края, а возможно, и всей Русской земли.
А уж потомки Юрия – Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Юрий и Константин Всеволодовичи – шли по этой дороге более широким шагом.
Если белокаменное строительство было одним из действий, направленных на возвышение Суздальского края, то такая политика понятна, логична и обоснована. Ведь, в конечном итоге, именно это позволило Владимиро-Суздальской земле не потерять своей национальной культуры и самостоятельности во время «монгольского ига», отстоять независимость и возродиться уже под новым названием – Московского царства.
Поэтому историческая заслуга Долгорукого, если это можно так назвать, состоит не в том, что он основал небольшую крепость, которая через триста лет оказалась столицей централизованного Русского государства. Юрий заложил и политическую, и культурную базу для того, чтобы центром такого государства стал Суздальский край. А столицей «всея Руси» могли оказаться Москва, Тверь, Владимир, Ростов или Переславль – в геополитическом плане это непринципиально.